Раскаявшийся - [2]
Моя подруга, Циля, была убежденной коммунисткой. Мы часто с ней спорили. Когда я перечил ей, она говорила то, что в подобных случаях говорят все коммунисты: как только свершится революция, она-де лично повесит меня на первом же фонарном столбе. Но это не мешало нам ходить в оперу или слушать лекции в Еврейском клубе писателей. Вы тогда еще не выступали, но уже публиковались в «Литературных листках». Мы с Цилей часто читали этот журнал, хотя мне и не нравились его левые взгляды, а ей, напротив, они казались недостаточно левыми. Мы любили идишскую литературу, культуру и все прочее. Часто ходили в Еврейский театр. Циля ведь тоже происходила из семьи хасидов. Ее отец был последователем гурского ребе, а братья носили длинные пейсы. Все они погибли.
Когда мы вновь встретились в Люблине, это напоминало воскрешение из мертвых. Я был уверен, что она мертва, а она считала покойником меня. Циля уже начала разочаровываться в коммунизме. Никто из живших в то время в Польше не мог сохранять иллюзии на этот счет. Впрочем, наши взгляды оставались, как говорят, прогрессивными. Я не отказался от сионизма, а она все еще верила, что социализм — это лекарство, способное избавить мир от всех невзгод. Дескать, конечно, Сталин — то плохо, но вот если б Троцкий или Каменев сумели удержаться у власти или если бы большевики объединились с меньшевиками, тогда нынешняя Россия была бы настоящим раем. Вы и сами прекрасно знаете это заблуждение: «Если бы да кабы во рту росли бобы, был бы не рот, а целый огород». Первое время после нашей чудесной встречи мы, как и подобает интеллигентам, еще спорили о том, как сделать мир лучше. Но вскоре собрали свои вещи и отправились в Германию. Легальный путь для нас был заказан — ни паспортов, ни каких-либо других бумаг у нас не сохранилось. Законы этого мира таковы, что приходится выбирать: или ты соучаствуешь в преступлении, или сам становишься его жертвой. Теперь у нас, слава Богу, есть своя страна, но наши лидеры многому научились у гоев. Не стой здесь, не сиди там. Все запрещено. Они высмеивают Шулхан-Арух, но их собственные законы, уж простите мне это сравнение, запрещают в тысячи раз больше, чем наши. Впрочем, об этом чуть позже.
Конечно, мы оба давно уже не были девственниками. Что могло нас остановить? Мы шли и шли, тащили на себе свои пожитки, и в любой момент нас могли убить. Мы во всем признались друг другу. В то время, когда мы умирали в России от голода и, уж простите, давили на себе вшей, у меня было несколько любовниц: еврейки, молодые шиксы, да и русские женщины постарше. Циля тоже завела пару интрижек. Однако я никогда не забывал про нее. Хоть и не верил, что у нас есть какое-то будущее, но часто в мыслях обращался к ее душе и просил прощения за свою жизнь. Циля говорила, что думала обо мне точно так же. Так что толку было тянуть? Мы попали в лагерь для беженцев под Мюнхеном и там поженились. Я надеялся получить визу в Эрец-Исраэль, но так случилось, что в 1947 году нам вдруг позволили выехать в Америку. Все беженцы нам завидовали: еще бы, такая удача — попасть в Золотую страну!
Мы приплыли в Галифакс, а оттуда на поезде добрались до Штатов. Еще в России Циля выучилась на портниху и освоила с полдюжины других профессий. Я же дошел до самого Ташкента, но так ничему и не научился. Правда, отец мой занимался торговлей, а когда ты рождаешься в семье делового человека, то некоторые навыки просто у тебя в крови. Я начал работать в галантерейном магазине в Нью-Йорке. Вскоре один эмигрант предложил мне стать его партнером: он собирался строить бунгало. Это и стало началом моего бизнеса. Одно бунгало превратилось в десять, десять — в пятьдесят. Появились деньги. Циля захотела продолжить учебу и поступила в Хантер-колледж Нью-Йоркского университета. В Варшаве она успела закончить гимназию и сумела сохранить диплом, несмотря на все испытания. Еще она училась во Вшехнице, открытом университете, где не было строгой программы. Через несколько лет она с отличием закончила колледж, а я тем временем превратился в настоящего богача. Мы сняли большую квартиру на Вест-Энд-авеню и летний домик в Коннектикуте. Детей у нас, правда, не было. Циля перенесла операцию и не могла забеременеть.
Теперь, когда я стал таким, каким вы меня видите, все это кажется мне ерундой. Ну зачем человеку столько денег? И что толку в Цилиной учебе? Она занималась литературоведением, но весь курс обучения заключался в том, чтобы взять какого-нибудь посредственного писателя и приписать ему мысли, которых у него и в помине не было. Да и так называемые «хорошие» писатели — чем они хороши? Неужто Элиот или Джойс думали о чем-то серьезном, когда писали свои пустые фразы? Они хотели что-то сказать? Да одна страница «Пути праведника» содержит больше мудрости и психологизма, чем все их писания. Они так скучны именно потому, что им и сказать-то нечего. Циля часто читала мне свои эссе. Она отлично овладела английским. Но тем не менее мы продолжали читать газеты на идише и не пропускали ни единого вашего слова. Все, что вы хотите сказать, вы излагаете ясно. Вы, несомненно, прекрасно знаете все недостатки современного человека, но не желаете копаться в них. Стоит вам сделать еще один шаг — и сможете стать истинным евреем.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Когда я был мальчиком и рассказывал разные истории, меня звали лгуном, — вспоминал Исаак Башевис Зингер в одном интервью. — Теперь же меня зовут писателем. Шаг вперед, конечно, большой, но ведь это одно и то же».«Мешуга» — это своеобразное продолжение, возможно, самого знаменитого романа Башевиса Зингера «Шоша». Герой стал старше, но вопросы невинности, любви и раскаяния волнуют его, как и в юности. Ясный слог и глубокие метафизические корни этой прозы роднят Зингера с такими великими модернистами, как Борхес и Кафка.
Эти рассказы лауреата Нобелевской премии Исаака Башевиса Зингера уже дважды выходили в издательстве «Текст» и тут же исчезали с полок книжных магазинов. Герои Зингера — обычные люди, они страдают и молятся Богу, изучают Талмуд и занимаются любовью, грешат и ждут прихода Мессии.Когда я был мальчиком и рассказывал разные истории, меня называли лгуном. Теперь же меня зовут писателем. Шаг вперед, конечно, большой, но ведь это одно и то же.Исаак Башевис ЗингерЗингер поднимает свою нацию до символа и в результате пишет не о евреях, а о человеке во взаимосвязи с Богом.«Вашингтон пост»Исаак Башевис Зингер (1904–1991), лауреат Нобелевской премии по литературе, родился в польском местечке, писал на идише и стал гордостью американской литературы XX века.В оформлении использован фрагмент картины М.
Американский писатель Исаак Башевис Зингер (род. в 1904 г.), лауреат Нобелевской премии по литературе 1978 г., вырос в бедном районе Варшавы, в 1935 г. переехал в Соединенные Штаты и в 1943 г. получил американское гражданство. Творчество Зингера почти неизвестно в России. На русском языке вышла всего одна книга его прозы, что, естественно, никак не отражает значения и влияния творчества писателя в мировом литературном процессе.Отдавая должное знаменитым романам, мы уверены, что новеллы Исаака Башевиса Зингера не менее (а может быть, и более) интересны.
Американский писатель Исаак Башевис Зингер (род. в 1904 г.), лауреат Нобелевской премии по литературе 1978 г., вырос в бедном районе Варшавы, в 1935 г. переехал в Соединенные Штаты и в 1943 г. получил американское гражданство. Творчество Зингера почти неизвестно в России. На русском языке вышла всего одна книга его прозы, что, естественно, никак не отражает значения и влияния творчества писателя в мировом литературном процессе.Отдавая должное знаменитым романам, мы уверены, что новеллы Исаака Башевиса Зингера не менее (а может быть, и более) интересны.
Роман "Шоша" впервые был опубликован на идиш в 1974 г. в газете Jewish Daily Forward. Первое книжное издание вышло в 1978 на английском. На русском языке "Шоша" (в прекрасном переводе Нины Брумберг) впервые увидела свет в 1991 году — именно с этого произведения началось знакомство с Зингером русскоязычного читателя.
«Полтораста лет тому назад, когда в России тяжелый труд самобытного дела заменялся легким и веселым трудом подражания, тогда и литература возникла у нас на тех же условиях, то есть на покорном перенесении на русскую почву, без вопроса и критики, иностранной литературной деятельности. Подражать легко, но для самостоятельного духа тяжело отказаться от самостоятельности и осудить себя на эту легкость, тяжело обречь все свои силы и таланты на наиболее удачное перенимание чужой наружности, чужих нравов и обычаев…».
«Новый замечательный роман г. Писемского не есть собственно, как знают теперь, вероятно, все русские читатели, история тысячи душ одной небольшой части нашего православного мира, столь хорошо известного автору, а история ложного исправителя нравов и гражданских злоупотреблений наших, поддельного государственного человека, г. Калиновича. Автор превосходных рассказов из народной и провинциальной нашей жизни покинул на время обычную почву своей деятельности, перенесся в круг высшего петербургского чиновничества, и с своим неизменным талантом воспроизведения лиц, крупных оригинальных характеров и явлений жизни попробовал кисть на сложном психическом анализе, на изображении тех искусственных, темных и противоположных элементов, из которых требованиями времени и обстоятельств вызываются люди, подобные Калиновичу…».
«Ему не было еще тридцати лет, когда он убедился, что нет человека, который понимал бы его. Несмотря на богатство, накопленное тремя трудовыми поколениями, несмотря на его просвещенный и правоверный вкус во всем, что касалось книг, переплетов, ковров, мечей, бронзы, лакированных вещей, картин, гравюр, статуй, лошадей, оранжерей, общественное мнение его страны интересовалось вопросом, почему он не ходит ежедневно в контору, как его отец…».
«Некогда жил в Индии один владелец кофейных плантаций, которому понадобилось расчистить землю в лесу для разведения кофейных деревьев. Он срубил все деревья, сжёг все поросли, но остались пни. Динамит дорог, а выжигать огнём долго. Счастливой срединой в деле корчевания является царь животных – слон. Он или вырывает пень клыками – если они есть у него, – или вытаскивает его с помощью верёвок. Поэтому плантатор стал нанимать слонов и поодиночке, и по двое, и по трое и принялся за дело…».
Григорий Петрович Данилевский (1829-1890) известен, главным образом, своими историческими романами «Мирович», «Княжна Тараканова». Но его перу принадлежит и множество очерков, описывающих быт его родной Харьковской губернии. Среди них отдельное место занимают «Четыре времени года украинской охоты», где от лица охотника-любителя рассказывается о природе, быте и народных верованиях Украины середины XIX века, о охотничьих приемах и уловках, о повадках дичи и народных суевериях. Произведение написано ярким, живым языком, и будет полезно и приятно не только любителям охоты...
Творчество Уильяма Сарояна хорошо известно в нашей стране. Его произведения не раз издавались на русском языке.В историю современной американской литературы Уильям Сароян (1908–1981) вошел как выдающийся мастер рассказа, соединивший в своей неподражаемой манере традиции А. Чехова и Шервуда Андерсона. Сароян не просто любит людей, он учит своих героев видеть за разнообразными человеческими недостатками светлое и доброе начало.
Повесть Израиля Меттера «Пятый угол» была написана в 1967 году, переводилась на основные европейские языки, но в СССР впервые без цензурных изъятий вышла только в годы перестройки. После этого она была удостоена итальянской премии «Гринцана Кавур». Повесть охватывает двадцать лет жизни главного героя — типичного советского еврея, загнанного сталинским режимом в «пятый угол».
В книгу, составленную Асаром Эппелем, вошли рассказы, посвященные жизни российских евреев. Среди авторов сборника Василий Аксенов, Сергей Довлатов, Людмила Петрушевская, Алексей Варламов, Сергей Юрский… Всех их — при большом разнообразии творческих методов — объединяет пристальное внимание к внутреннему миру человека, тонкое чувство стиля, талант рассказчика.
Впервые на русском языке выходит самый знаменитый роман ведущего израильского прозаика Меира Шалева. Эта книга о том поколении евреев, которое пришло из России в Палестину и превратило ее пески и болота в цветущую страну, Эрец-Исраэль. В мастерски выстроенном повествовании трагедия переплетена с иронией, русская любовь с горьким еврейским юмором, поэтический миф с грубой правдой тяжелого труда. История обитателей маленькой долины, отвоеванной у природы, вмещает огромный мир страсти и тоски, надежд и страданий, верности и боли.«Русский роман» — третье произведение Шалева, вышедшее в издательстве «Текст», после «Библии сегодня» (2000) и «В доме своем в пустыне…» (2005).
Роман «Свежо предание» — из разряда тех книг, которым пророчили публикацию лишь «через двести-триста лет». На этом параллели с «Жизнью и судьбой» Василия Гроссмана не заканчиваются: с разницей в год — тот же «Новый мир», тот же Твардовский, тот же сейф… Эпопея Гроссмана была напечатана за границей через 19 лет, в России — через 27. Роман И. Грековой увидел свет через 33 года (на родине — через 35 лет), к счастью, при жизни автора. В нем Елена Вентцель, русская женщина с немецкой фамилией, коснулась невозможного, для своего времени непроизносимого: сталинского антисемитизма.