Раскаявшийся - [18]

Шрифт
Интервал

Я стоял в очереди и ждал, пока в мой паспорт поставят нужный штамп. Конечно, этот служащий был еврей, а не гой. В его взгляде явно читался след нашего прошлого, но это был только след. Стремление современных евреев походить на гоев уничтожает самою сущность еврейства, которая заключается именно в сохранении отличий от гоев. Я разговаривал со многими здешними евреями, почти все они говорят одно и то же: рассеяние потерпело неудачу, рассеяние было затянувшейся ошибкой, и тому подобное. Но что сталось бы с евреями, если бы они не испытали жизни в рассеянии? Они растворились бы среди других народов. Мы бы не только были рассеяны физически, но и навсегда уничтожены. Некоторые нацисты происходили из еврейских семей, которые обратились в христианство во времена Мендельсона и позже. От ассимиляции до обращения — один шаг, а обращение от нацизма иногда разделяет всего одно или два поколения.

Я знаю, что вы хотите сказать: «Рассказывайте свою историю, а не проповедуйте». Но я не проповедую. Я не пытаюсь изменить ваши взгляды. Я просто не могу рассказывать все это и не объяснять, что тогда чувствовал.

Я подошел к окошечку, служащий проштамповал мой паспорт, и я пошел дальше. Подъехало такси, и я велел водителю отвезти меня в Тель-Авив. Когда он спросил, в какую именно гостиницу я хочу попасть, я ответил: «В ближайшую». За окном машины проносилась страна Торы и наших предков. Было значительно теплее, чем в Нью-Йорке. День выдался тихий, небо голубое, почти без облаков. Ни страна, ни климат меня не разочаровали, но я все равно еще не почувствовал духа Израиля. Люди походили на тех, которых я пятнадцать часов назад оставил в Америке. Они одевались, как гои, и выглядели, как гои. На их лицах были те же желания, та же алчность, то же нетерпение. Другое такси попыталось обогнать нас, и просто чудо, что машины не столкнулись. Мой водитель прокричал какое-то ругательство на иврите и даже погрозил в окно кулаком. Мы въехали в Тель-Авив. Миновали кинотеатр, украшенный афишами, на которых были изображены полногрудые женщины и мужчины со зверскими лицами и пистолетами в руках. Здесь показывали ту же дрянь, что и в Нью-Йорке. Когда за окном промелькнул книжный магазин, в витрине мне удалось разглядеть обложки несколько низкопробных романов, которые я уже видел в Америке. Такси подъехало к гостинице «Дан». С тем же успехом я мог поселиться и где-нибудь на Бродвее.

Я никого не порицал тогда, не порицаю и сейчас. В наши дни нельзя создать царство праведников. Мы не смогли создать его и в дни Иисуса, сына Навина.

Те, кто говорят, что Исход потерпел неудачу, не понимают, что, с точки зрения Моисея, сама Страна Израиля также была неудачей. С самого начала люди стали смешиваться с идолопоклонниками. Сразу же возникли идолы, появились продажные женщины. Почти обо всех царях Писание говорит: «И делали неугодное в очах Господних». Евреи до такой степени забыли Тору во времена Иосии, что ее пришлось открывать заново.

Уже поздно, и мне пора заканчивать, но перед тем, как проститься, позвольте сказать вам еще одну вещь. Евреи достигли высочайших ступеней духовного развития именно во времена рассеяния. Писание стало грандиозным началом, мощнейшим фундаментом, но евреи Писания, простите меня за эти слова, были еще наполовину язычниками. Мишна явила огромный шаг вперед, Гемара пошла еще дальше. Но потребовалось еще много поколений, чтобы появились Исаак Лурия, Баал-Шем-Тов, Виленский Гаон, Кожницкий Проповедник, Люблинский Провидец и, в более позднее время, Хофец Хаим. Те, кто предлагает евреям вернуться назад, к Писанию, хотят уничтожить само здание иудаизма и жить на одном фундаменте. Глава иешивы и его ученики, которых я встретил в римском аэропорту, — вот величайшее достижение еврейской истории. Они ограждают себя от всего мирского так, как этого до них никто не делал. Они такие, как требовал Моисей, святые люди, охраняемые соблюдением запретов, народ, который «живет отдельно, и между народами не числится». Конечно, они составляют лишь незначительное меньшинство, но великие идеи никогда не охватывают сразу многих.


Иосиф Шапиро посмотрел на часы:

— Ох, уже так поздно! Мне пора идти. Если хотите услышать мою историю до конца, мы могли бы встретиться завтра.

— Конечно. Буду ждать вас завтра.

ДЕНЬ ВТОРОЙ

10

Мне казалось, что те, кого я оставил в Нью-Йорке, обязательно бросятся на мои поиски. У меня не было фальшивого паспорта, и полиция легко могла выйти на мой след. Но очевидно, Циля смирилась с мыслью, что между нами все кончено. Я боялся, что она потребует огромные алименты и кто знает, что еще. Таковы уж законы гоев, да и еврейские ничуть не лучше — они всегда защищают преступников. Судьи, бандиты и адвокаты — винтики одного механизма. Они легко могут меняться местами. Они читают одни и те же книги, ходят в одни и те же ночные клубы, даже встречаются с одними и теми же женщинами. Только немногие еще верят в силу закона или высшую справедливость. Впрочем, пока они до меня еще не добрались, и я мог спокойно гулять по Тель-Авиву.

В первые дни я не искал знакомств ни с кем. Мне хотелось побыть одному и, возможно впервые, основательно задуматься о своей прошлой жизни. Я прогуливался по улице Бен Иехуды, заходил в кафе на бульваре Дизенгофа, рассматривал других зевак, пьющих кофе, читающих газеты, курящих или просто изучающих прохожих. Стоило мимо пройти привлекательной женщине, как глаза мужчин тут же загорались, словно они не знали близости с женщиной Бог весть сколько. Их голодные взгляды будто вопрошали: «Есть ли тут шанс? Не о ней ли я мечтал? Случай свел нас, и кто знает, уж не начало ли это той великой любви, о которой так часто пишут в книгах?..» Все внезапные надежды рушились, как только женщина доходила до угла и поворачивала на улицу Фришмана или улицу Гордона, а потенциальный Дон-Жуан возвращался к своей недочитанной газете или недокуренной сигарете. Женщины, сидевшие за столиками, тоже наблюдали за проходившими мимо дамами и обменивались ехидными замечаниями: у этой толстые ноги, у той слишком широкие бедра, третья безвкусно одета… Витрины магазинов пестрели платьями, жакетами, нижним бельем самых модных фасонов. Комитет по языку уже нашел в иврите названия для всех этих тряпок. Уж в чем, в чем, а в словах у современного человека не бывает недостатка. Я сидел рядом с книжным магазином и время от времени поглядывал на его витрины. Низкопробные романы со всего мира уже были переведены на святой язык. Киоски пестрели плакатами, рекламирующими дешевые пьесы. Если бы не подписи на иврите, это мог бы быть Париж, Мадрид, Лиссабон или Рим. Да, Просвещение достигло своих целей. Мы стали похожи на другие народы. Мы питаем свои души той же грязью, что и они. Растим дочерей для разврата. Публикуем журналы, в которых на иврите расписываем подробности романов голливудских шлюх и сводников.


Еще от автора Исаак Башевис-Зингер
Рассказы

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Мешуга

«Когда я был мальчиком и рассказывал разные истории, меня звали лгуном, — вспоминал Исаак Башевис Зингер в одном интервью. — Теперь же меня зовут писателем. Шаг вперед, конечно, большой, но ведь это одно и то же».«Мешуга» — это своеобразное продолжение, возможно, самого знаменитого романа Башевиса Зингера «Шоша». Герой стал старше, но вопросы невинности, любви и раскаяния волнуют его, как и в юности. Ясный слог и глубокие метафизические корни этой прозы роднят Зингера с такими великими модернистами, как Борхес и Кафка.


Последняя любовь

Эти рассказы лауреата Нобелевской премии Исаака Башевиса Зингера уже дважды выходили в издательстве «Текст» и тут же исчезали с полок книжных магазинов. Герои Зингера — обычные люди, они страдают и молятся Богу, изучают Талмуд и занимаются любовью, грешат и ждут прихода Мессии.Когда я был мальчиком и рассказывал разные истории, меня называли лгуном. Теперь же меня зовут писателем. Шаг вперед, конечно, большой, но ведь это одно и то же.Исаак Башевис ЗингерЗингер поднимает свою нацию до символа и в результате пишет не о евреях, а о человеке во взаимосвязи с Богом.«Вашингтон пост»Исаак Башевис Зингер (1904–1991), лауреат Нобелевской премии по литературе, родился в польском местечке, писал на идише и стал гордостью американской литературы XX века.В оформлении использован фрагмент картины М.


Корона из перьев

Американский писатель Исаак Башевис Зингер (род. в 1904 г.), лауреат Нобелевской премии по литературе 1978 г., вырос в бедном районе Варшавы, в 1935 г. переехал в Соединенные Штаты и в 1943 г. получил американское гражданство. Творчество Зингера почти неизвестно в России. На русском языке вышла всего одна книга его прозы, что, естественно, никак не отражает значения и влияния творчества писателя в мировом литературном процессе.Отдавая должное знаменитым романам, мы уверены, что новеллы Исаака Башевиса Зингера не менее (а может быть, и более) интересны.


Друг Кафки

Американский писатель Исаак Башевис Зингер (род. в 1904 г.), лауреат Нобелевской премии по литературе 1978 г., вырос в бедном районе Варшавы, в 1935 г. переехал в Соединенные Штаты и в 1943 г. получил американское гражданство. Творчество Зингера почти неизвестно в России. На русском языке вышла всего одна книга его прозы, что, естественно, никак не отражает значения и влияния творчества писателя в мировом литературном процессе.Отдавая должное знаменитым романам, мы уверены, что новеллы Исаака Башевиса Зингера не менее (а может быть, и более) интересны.


Шоша

Роман "Шоша" впервые был опубликован на идиш в 1974 г. в газете Jewish Daily Forward. Первое книжное издание вышло в 1978 на английском. На русском языке "Шоша" (в прекрасном переводе Нины Брумберг) впервые увидела свет в 1991 году — именно с этого произведения началось знакомство с Зингером русскоязычного читателя.


Рекомендуем почитать
Обозрение современной литературы

«Полтораста лет тому назад, когда в России тяжелый труд самобытного дела заменялся легким и веселым трудом подражания, тогда и литература возникла у нас на тех же условиях, то есть на покорном перенесении на русскую почву, без вопроса и критики, иностранной литературной деятельности. Подражать легко, но для самостоятельного духа тяжело отказаться от самостоятельности и осудить себя на эту легкость, тяжело обречь все свои силы и таланты на наиболее удачное перенимание чужой наружности, чужих нравов и обычаев…».


Деловой роман в нашей литературе. «Тысяча душ», роман А. Писемского

«Новый замечательный роман г. Писемского не есть собственно, как знают теперь, вероятно, все русские читатели, история тысячи душ одной небольшой части нашего православного мира, столь хорошо известного автору, а история ложного исправителя нравов и гражданских злоупотреблений наших, поддельного государственного человека, г. Калиновича. Автор превосходных рассказов из народной и провинциальной нашей жизни покинул на время обычную почву своей деятельности, перенесся в круг высшего петербургского чиновничества, и с своим неизменным талантом воспроизведения лиц, крупных оригинальных характеров и явлений жизни попробовал кисть на сложном психическом анализе, на изображении тех искусственных, темных и противоположных элементов, из которых требованиями времени и обстоятельств вызываются люди, подобные Калиновичу…».


Ошибка в четвертом измерении

«Ему не было еще тридцати лет, когда он убедился, что нет человека, который понимал бы его. Несмотря на богатство, накопленное тремя трудовыми поколениями, несмотря на его просвещенный и правоверный вкус во всем, что касалось книг, переплетов, ковров, мечей, бронзы, лакированных вещей, картин, гравюр, статуй, лошадей, оранжерей, общественное мнение его страны интересовалось вопросом, почему он не ходит ежедневно в контору, как его отец…».


Мятежник Моти Гудж

«Некогда жил в Индии один владелец кофейных плантаций, которому понадобилось расчистить землю в лесу для разведения кофейных деревьев. Он срубил все деревья, сжёг все поросли, но остались пни. Динамит дорог, а выжигать огнём долго. Счастливой срединой в деле корчевания является царь животных – слон. Он или вырывает пень клыками – если они есть у него, – или вытаскивает его с помощью верёвок. Поэтому плантатор стал нанимать слонов и поодиночке, и по двое, и по трое и принялся за дело…».


Четыре времени года украинской охоты

 Григорий Петрович Данилевский (1829-1890) известен, главным образом, своими историческими романами «Мирович», «Княжна Тараканова». Но его перу принадлежит и множество очерков, описывающих быт его родной Харьковской губернии. Среди них отдельное место занимают «Четыре времени года украинской охоты», где от лица охотника-любителя рассказывается о природе, быте и народных верованиях Украины середины XIX века, о охотничьих приемах и уловках, о повадках дичи и народных суевериях. Произведение написано ярким, живым языком, и будет полезно и приятно не только любителям охоты...


Человеческая комедия. Вот пришел, вот ушел сам знаешь кто. Приключения Весли Джексона

Творчество Уильяма Сарояна хорошо известно в нашей стране. Его произведения не раз издавались на русском языке.В историю современной американской литературы Уильям Сароян (1908–1981) вошел как выдающийся мастер рассказа, соединивший в своей неподражаемой манере традиции А. Чехова и Шервуда Андерсона. Сароян не просто любит людей, он учит своих героев видеть за разнообразными человеческими недостатками светлое и доброе начало.


Пятый угол

Повесть Израиля Меттера «Пятый угол» была написана в 1967 году, переводилась на основные европейские языки, но в СССР впервые без цензурных изъятий вышла только в годы перестройки. После этого она была удостоена итальянской премии «Гринцана Кавур». Повесть охватывает двадцать лет жизни главного героя — типичного советского еврея, загнанного сталинским режимом в «пятый угол».


Третья мировая Баси Соломоновны

В книгу, составленную Асаром Эппелем, вошли рассказы, посвященные жизни российских евреев. Среди авторов сборника Василий Аксенов, Сергей Довлатов, Людмила Петрушевская, Алексей Варламов, Сергей Юрский… Всех их — при большом разнообразии творческих методов — объединяет пристальное внимание к внутреннему миру человека, тонкое чувство стиля, талант рассказчика.


Русский роман

Впервые на русском языке выходит самый знаменитый роман ведущего израильского прозаика Меира Шалева. Эта книга о том поколении евреев, которое пришло из России в Палестину и превратило ее пески и болота в цветущую страну, Эрец-Исраэль. В мастерски выстроенном повествовании трагедия переплетена с иронией, русская любовь с горьким еврейским юмором, поэтический миф с грубой правдой тяжелого труда. История обитателей маленькой долины, отвоеванной у природы, вмещает огромный мир страсти и тоски, надежд и страданий, верности и боли.«Русский роман» — третье произведение Шалева, вышедшее в издательстве «Текст», после «Библии сегодня» (2000) и «В доме своем в пустыне…» (2005).


Свежо предание

Роман «Свежо предание» — из разряда тех книг, которым пророчили публикацию лишь «через двести-триста лет». На этом параллели с «Жизнью и судьбой» Василия Гроссмана не заканчиваются: с разницей в год — тот же «Новый мир», тот же Твардовский, тот же сейф… Эпопея Гроссмана была напечатана за границей через 19 лет, в России — через 27. Роман И. Грековой увидел свет через 33 года (на родине — через 35 лет), к счастью, при жизни автора. В нем Елена Вентцель, русская женщина с немецкой фамилией, коснулась невозможного, для своего времени непроизносимого: сталинского антисемитизма.