Расчленяй и властвуй - [3]

— Клава, неужели ты настолько больна, что нуждаешься в операции трансплантации? — Он специально употребил ученое слово, чтобы настроить ее на серьезный лад, но, судя по ответу, его попытка не увенчалась успехом.

— О, конечно, не настолько больна, но все-таки немножко больна. Пойми, Сандро, у меня сейчас контракт с очень солидной фирмой, и в него входит хорошая медицинская страховка. Если я не сделаю пересадку за год, то потом не смогу себе этого позволить.

— Ничего не понимаю. Ты собираешься лечь на операционный стол и дать себя резать, можно сказать на всякий случай, только потому, что сейчас есть деньги для этого?

— Да, — печально подтвердила она, — таковы гримасы капитализма.

— Ты отдаешь себе отчет в том, что это — очень сложная и даже опасная операция?

— Да, Сандро, я знаю. Но самое опасное для меня — если хирург сделает шрам. У кого есть шрам, тот уже не может работать с такими камнями, как бриллианты. А сейчас, если хирург сделает шрам где-то здесь, — она обвела рукой шею, плечи и грудь, — я получу пятьсот миллионов лир, а если здесь, — она приподняла свою куцую юбчонку и ткнула пальцем в серебристую паутинку трусиков, — то триста.

— Как, неужели и сюда надевают алмазы? — простодушно изумился Александр Петрович.

— Какой ты смешной, Сандро! — развеселилась Клава. — Конечно, алмазы будут на руке, но ведь рука может лежать где угодно. Это уж как захочет фотограф.

Карина, которая не вмешивалась в диалог и слушала молча, потрогала с озабоченным видом радиатор отопления:

— Совсем не топят, — нахмурилась она. — Знаешь, Клава, у нас такой сырой воздух, как бы он не повредил твоей коже. Тебе надо одеться потеплее.

Она увела испуганную гостью в спальню и жестом отчаянной решимости распахнула перед ней дверцы своих шкафов. С грустью, хотя и не без легкого злорадства она наблюдала, как супермодель провалилась в ее, Карины, джинсы, словно котенок в рюкзак.

Клаву, казалось, ничто не могло смутить. Превратившись в некое подобие Гавроша и повертевшись перед зеркалом, она радостно объявила:

— Превосходно! Это только на работе все должно быть по мерке, а в личной жизни нужна… — она щелкнула пальцами, — небрежность.

Александр Петрович наскоро обдумывал ситуацию. С одной стороны, было бы лестно выступить в иске западного образца адвокатом итальянской фотомодели, но с другой… не нравилась ему эта история, ох как не нравилась. Он ничего не знал ни о пересадке органов, ни об этом злополучном «Пигмалионе», кроме того, что от него явно попахивало уголовщиной. А «в темную» Александр Петрович не играл ни при каких обстоятельствах.

Когда дамы возвратились в столовую, он объявил свое решение:

— Клава, пока я не обещаю взяться за твое дело. Я ничего не смыслю в таких вещах и даже не знаю, можно ли одну почку отличить от другой. Прежде чем что-то сказать, мне нужно проконсультироваться с понимающими людьми.

— Тогда консультируйся поскорее! — Клава надула губки и обиженно скосила глаза, как ребенок, которому отказали в покупке игрушки. — Я уверена, Сандро, ты можешь разобраться во всем, в чем захочешь.

К ее удовольствию, адвокат приступил к делу немедленно. Он набрал номер своего старого друга, врача-хирурга, само собой разумеется, весьма известного хирурга, и пригласил его вечером в гости, отужинать, не скрывая, впрочем, намерения получить заодно приватную консультацию. Затем он отвез Карину с Клавой в Эрмитаж, дабы родственница могла приобщиться к сокровищам мирового искусства, хотя та и не выказала большого энтузиазма по этому поводу.

Избавившись таким образом на несколько часов от Клавы, он занялся той частью консультаций, которая должна была остаться вне ее поля зрения. Он хотел получить информацию о криминальной стороне деятельности «Пигмалиона». Как обычно, он начал с телефонных звонков, а потом настала пора личных контактов, ради которых ему пришлось совершить несколько поездок по городу.

Улов оказался невелик. Вокруг «Пигмалиона», безусловно, имелся зловещий ореол, но конкретно никто ничего не знал. Удалось выяснить фамилию полковника из телевизионной передачи: Багров Николай Анатольевич. Он возглавлял в Москве в течение года отдел борьбы с организованной преступностью, а после того, как стал копаться в делах «Пигмалиона», был переведен в другой отдел и теперь занимался наркотиками. Александру Петровичу даже смогли добыть московский телефон полковника, поскольку тот по части наркотиков сотрудничал с петербургскими службами. Вернувшись домой, Александр Петрович хотел было сразу же позвонить Багрову и договориться о встрече, но рассудил, что все контакты полковника, скорее всего, отслеживаются, и решил не засвечивать свой домашний телефон.

Гостя ожидали к восьми, и он явился минута в минуту вместе в женой, тоже врачом-хирургом. Они были одними из немногих людей, к которым адвокат обращался на «ты» и просто по именам — Константин и Ирина. Константин, помимо того, что был хирургом высокого класса, достиг определенной житейской мудрости и проявлял сдержанность в оценках, в отличие от своей жены, склонной к решительным и прямолинейным суждениям по любому вопросу. К сожалению, Константин не являлся специалистом в области трансплантации, а заставить его высказаться по вопросу, которого он не знал досконально, было крайне трудно, но адвокат рассчитывал на импульсивность и непосредственность Клавы, как на провоцирующий фактор.