Расчленение Кафки - [12]

При рождении укоренение (вращение головой в поисках соска) выполняет функцию приближения к удовлетворяющему потребности объекту. Укоренение не имеет негативного эквивалента; в активности новорожденного «стремление от» не соответствует «стремлению к». У новорожденного нет негативизма — поведенческого стереотипа, явно имеющего негативный смысл. То, что можно отнести к негативному, принимает форму беспорядочных, дезорганизованных, смешанных проявлений неудовольствия. То есть существует ярко выраженное поведение, имеющее позитивный смысл, направленное на сближение, но нет такого же ярко выраженного поведения, несущего отрицательный заряд. Это отсутствие у новорожденных организованного выражения негативизма является доступным наблюдению подтверждением фрейдовского постулата: «При анализе мы никогда не обнаруживаем „нет“ в бессознательном». Поведение младенца может начать выражать отказ лишь на третьем месяце жизни. До этого времени отказ принимает разве что физиологическую форму: ребенок перестает сосать или срыгивает проглоченное. Фрейд высказывал мнение (в 1925 году в статье «Отрицание»), что существует два полюса отношений младенца к миру: «я бы это съел» или «я бы это выплюнул»[43]. Другими словами, альтернативу можно сформулировать так: «Это должно быть либо внутри меня, либо снаружи». Однако и выплевыванию и заглатыванию должно предшествовать сканирующее, поисковое поведение, обладающее качеством «стремления к», — укореняющее вращение головой.

У брошенного ребенка мотание головой имеет совсем иное психологическое значение, чем взрослый жест «нет». Это не осознанный отказ от контакта, а спровоцированная тревогой защитная регрессия, возврат к более ранним способам поведения.

Аналогичное неоднозначное мотание головой исполняет землемер К.: он вертится во все стороны, чтобы приблизиться к Замку, проникнуть в него. (Или принять его в себя?) Он бросается то туда, то сюда: то к Фриде, то к Кламму, то к старосте общины; то в один трактир, то в другой; соглашается стать школьным сторожем — движения его хаотичны и беспорядочны. Кажется, так просто — пойти прямо в Замок и заявить о себе. Но нет! Это невозможно. Землемер, подобно брошенному ребенку, мотает головой, как будто говорит «нет». Но на самом деле он действительно ищет путь к Замку, только делает это как младенец, оставленный родителями. Неупорядоченное поведение его иррационально, оно определяется глубокой регрессией.

Петр Чаадаев писал в «Философических письмах» о русской ментальности, что «всем нам не хватает какой-то устойчивости, какой-то последовательности в уме, какой-то логики… В природе человека теряться, когда он не находит способа связаться с тем, что было до него и что будет после него; он тогда утрачивает всякую твердость, всякую уверенность; не руководимый ощущением непрерывной длительности, он чувствует себя заблудившимся в мире. Такие растерянные существа встречаются во всех странах; у нас это общее свойство… тут беспечность жизни без опыта и предвидения, не имеющая отношения ни к чему, кроме призрачного существования личности, оторванной от своей среды»[44].

Хаотичность, неструктурированность русской жизни, описанная Чаадаевым, связана с нарциссическими проблемами. Я как-то говорил об этом в докладе на Летней Школе Национальной Федерации Психоанализа «Экстраполяция принципов „современного психоанализа“ на область социума и культуры»[45]. О том, что современное общество потребления порождает нарциссические проблемы, написано достаточно. Например, еще Эрих Фромм в монографии «Анатомия человеческой деструктивности» писал, что если речь идет не об индивидуальном, а о групповом нарциссизме, то индивид в полной мере осознает свою принадлежность к коллективной идеологии и открыто выражает свои взгляды. Когда кто-либо утверждает: «Моя родина — самая прекрасная на свете» (или: «Моя нация — самая умная», «Моя религия — самая развитая», «Мой народ — самый миролюбивый» и т. д. и т. п.), то это никому не кажется безумием. Напротив, это называется патриотизмом, убежденностью, лояльностью и единением народа.

Одновременно Фромм отмечал, что групповой нарциссизм выполняет важные функции в социуме. Во-первых, он укрепляет группу изнутри и облегчает манипулирование группой в целом. Во-вторых, нарциссизм дает членам группы, особенно тем, кто сам по себе мало что значит и не имеет особых оснований собой гордиться, ощущение удовлетворенности. В группе даже самый ничтожный и прибитый человек в душе своей может оправдать свое существование. Следовательно, степень группового нарциссизма соответствует реальной неудовлетворенности жизнью. Социальные классы, которые имеют больше радостей в жизни, гораздо менее подвержены патриотическому фанатизму. А беднота, ущемленная во многих сферах материальной и духовной жизни, страдает от невыносимой пустоты и скуки и такому фанатизму весьма подвержена. В-третьих, для национального бюджета очень выгодно стимулировать групповой нарциссизм. «В самом деле, — утверждает Фромм, — это ведь ничего не стоит и не идет ни в какое сравнение с расходами на социальные нужды и на повышение уровня жизни. Достаточно оплатить труд идеологов, которые формулируют лозунги, направленные на разжигание социального нарциссизма. И многие функционеры: учителя, журналисты, священники и профессора — готовы к сотрудничеству в этой области даже бесплатно! Им достаточно такой награды, как удовлетворенность от причастности к достойному делу и гордость за свой вклад в это дело и свой растущий авторитет»