Раса и душа.Смысл телесных форм - [10]

Вне этой сферы «плоть» нечиста, она враждебна «духу» и всем ценностям души этого типа. Плоть нужно преодолеть это начало и конец все жизнедеятельности. Но плоть сохранит свою грозную силу и может становиться тем навязчивей, чем больше с ней борется дух. Есть отдельные люди этого типа, мало одаренные «плотью»: для них избавление от плоти может оказаться нетрудным <…> Но есть и люди этого типа с обильной «плотью»: для них борьба с плотью может стать бесконечной, и от силы воли будет зависеть, на чьей стороне останется победа <…>

«Человеку остается лишь боязливый выбор между чувственным счастьем и душевным покоем». Эти строки выражают христианское переживание, переживание раздвоенного человека (человека избавления), по законам стиля которого создано христианство, по крайней мере, в своих пилуинистских чертах. Чувственное счастье заклеймено как грех, нарушающий душевный покой. Плоть «грешна», если она теряет свою животную невинность в руках духа <…>

<…> Все простые радости жизни осуждаются как греховные и тем самым вытесняются путем воспитания в законе, но порабощенная природа не умирает, она только лишается своей ценности и мстит за себя, как только может, господствующему духу. В отдельной душе она может породить долгое, тайное отягощение и тлеющую ненависть ко всему просто живущему <…>

<…> Если у отдельного человека этого типа есть склонность к насилию она тщательно скрывается или обращается против него самого, принуждая душу к особого рода аскетизму: к терзанию самой себя во имя одухотворенности. Это свойство проявляется в сфере, противоречащей духу: она должна быть подчинена духу или превращена в духовную <…>

<…> Склонность к насилию может проявляться лишь под «священным» прикрытием, иначе она наталкивается на внутреннюю иерархию ценностей человека этого типа. На лицах некоторых людей этого типа ясно написано, что их обладатели целиком отдались «плоти», «миру», бездуховной жажде власти (или денег) и отреклись от всего духовного. Это поведение имеет место в сфере действия того же закона стиля, только с нарушением закона, с отпадением от определяющих ценностей своего типа путем подписания кровью договора с дьяволом. Но сила типового закона проявляется порой в тайных угрызениях совести <…>

<…> Хитрость свойство отдельного человека, а не черта стиля. В любой расе есть хитрые люди, и есть люди, которые этой чертой не обладают. Но различны по типу способы использования хитрости у людей разных типов <…>

<…> Желание обязательно все знать о других у отдельных людей этого типа воспринимается с нордической точки зрения как бестактная навязчивость, при которой жертву рассматривают наглыми, подстерегающими глазами и спрашивают о вещах, о которых у людей нордического типа говорить не принято. Благородный человек этого типа не будет задавать подобных вопросов: его благородство накладывает на него бремя самоконтроля, заставляет непрерывно работать над самим собой. Здесь заключено глубокое отличие от нордического благородства: нордический человек действия внутренне и внешне дистанцируется <…> он исконно благороден. Быть неблагородным значило бы для него отречься от закона собственного стиля. Человек избавления неблагороден, но он может стать таковым, если он из самоуважения будет скрывать свою любознательность <…>

Жизнь в мире благородства приводит человека избавления, в случае его внутренней утонченности, к отказу от самого себя ради самоуважения: он страдает от того, что при своей любознательности не может задавать вопросы, так что каждый новый человек, встречающийся на его пути, приводит его в отчаяние одним фактом своего существования. Это порождает такие черты, как неуверенность и замкнутость <…>

<…> Средиземноморский стиль, стиль человека внешних эффектов, может быть, наиболее противоположен стилю человека избавления, больше даже, чем стиль нордического человека действия, который, хотя и не менее чужд стилю человека избавления, при смешивании может скорее вызвать усиление или искажение определенных черт человека избавления, чем их ослабление. Решающую роль для развития обусловленных стилем возможностей играет воспитание… Так еврейский купец из Салоник изображает из себя кавалера, а греческий монах из монастыря на Кипре играет в святого. И последнему удается соединять святость в смысле человека избавления с красотой в средиземноморском стиле, рассчитанной на то, чтобы нравиться: святость превращается в спектакль <…> Суть святости в стиле человека избавления уход от мира, а в данном случае мы имеем перед собой, наоборот, святость для мира или, лучше сказать, святость, изображаемую перед миром.

Человек избавления как мирской человек эта роль означает искажение его сути и таит в себе одну опасность, и не только чужое влияние может пробудить эту опасность: даже у чистокровного человека избавления вся иерархия ценностей может перевернуться и произойдет материализация души. Так появляются люди, у которых преобладает нескрываемая жажда материальных благ и власти, тем более беззастенчивая и бессердечная, что ей всю жизнь приходится заглушать голос собственной совести. Эти люди осознают себя рабами плоти и поэтому хотят видеть вокруг себя одних рабов. Овладеть миром и просто жить в нем без вопросов они не могут, поэтому они придумывают для себя абстрактные системы для овладения материальными ценностями этого мира (например, в денежной экономике), и эти духовные достижения служат им эрзацем одухотворенности в собственном стиле, от которой они ушли. Тайна отчаяния делает их неразборчивыми в средствах, поэтому они часто достигают огромных успехов. Они властвуют из ненависти и обращают свою жизнь в сплошную месть всем просто живущим. Все ценности их типа, законы которого они нарушили, обращаются в свою прямую противоположность: они не освящают, а лишают святости, место преодоления плоти занимает культ плоти, место одухотворенности материализация. Эти духовные выродки встречаются повсюду, где люди избавления переживают процесс разложения своих духовных ценностей. Чаще всего это происходит среди живущих на Западе евреев <…>