Раны. Земля монстров - [9]

– В одном из ящиков. Если они не пропускают ничего внутрь, то должны работать и в обратную сторону. Думаю, мы в безопасности.

– И с их помощью мы проберемся мимо той твари в воде?

– Если Джонни сказал правду.

– Все правда, – подтверждает Джонни. – Но одна коробка лишняя.

– Действительно, – говорю я, затем собираю остатки сил, чтобы взмахнуть цепью и попасть Патрику коробками прямо в голову. Они влетают в его лицо с влажным хрустом. Он отшатывается вправо. Левая половина лица разбилась, будто глиняная посуда, и он запускает руку в прогорклый омлет из своих мозгов.

– Опусти ящики, Джек, – говорит он. – Не глупи.

– Ты труп, – мягко отвечаю я, – тупой ты ублюдок.

Он с достоинством соглашается и валится на колени, затем лицом на пол. Из головы, словно из разбитого стакана, бежит темная кровь. Я поднимаю пистолет и неуклюже беру его в руку. Никогда не умел обращаться с оружием.

Тобиас ошарашен.

– Не верю, что ты это сделал, – говорит он.

– Заткнись. В комоде есть одежда? Дай мальчишке. Мы возвращаемся в город.

Пока он копается в комоде, я обращаюсь к Джонни:

– Я буду идти вслепую. Сможешь вывести меня отсюда?

– Смогу.

– Замечательно, – говорю я и стреляю Тобиасу в затылок.

К счастью, он умирает без возражений.

* * *

Не знаю, как мы будем возвращаться. Я открываю щель в днище ящика и просовываю голову. Меня окутывает тьма. Джонни и мальчишка ведут меня к лодочке Тобиаса. Мальчишка остается со мной, а Джонни заходит в воду и тащит лодку за собой. Он затих, и я не знаю, оплакивает он Тобиаса или же превращается в нечто иное, холодное и пустое.

Путь занимает несколько часов. Я знаю, что мы проплываем мимо мертвых цветов, бескровных лиц с вытаращенными глазами среди листвы. Знаю, что тварь испускает разрушительный вой, и любое живое существо, услышавшее его, кончает жизнь в тихой воде. Знаю, что наступает ночь. Знаю, что взлетающее в небо пламя моего проводника бросает свет на кору кипарисов, отражается в воде и отгоняет тьму как последний фонарь павшего мира.

Я тихо и спокойно плыву этому миру навстречу.

* * *

Бар закрыт, но человек у двери впускает нас без единого слова. Он ничего не спрашивает о моих спутниках и железных коробках на цепи. Его старый мир и так трещит по швам, а в новом есть место для чудес.

Юджин сидит в темном офисе за столом. Я вижу, что он пьян. Судя по запаху, он не выходил с тех пор, как мы уехали почти двадцать четыре часа назад. Единственный источник света – пламя, полыхающее в черепе Джонни. Оно выхватывает из сумрака некий объект на столе Юджина: то ли огромный рог, то ли дерево, вырезанное из кости. На некоторых отростках проросли зубы, в длинной трещине у широкого основания виднеется сырая красная плоть, которая открывает и закрывает свой рот.

– Где Патрик? – спрашивает он.

– Мертв, – отвечаю я. – Как и Тобиас.

– Атлас?

– Сжег.

Он кивает, будто ждал такого ответа. Мгновение спустя он указывает на дерево из кости:

– Это мой сын. Поздоровайся, Макс.

Изо рта вырывается вопль. Он прекращается, чтобы дать рту втянуть воздух, а затем повторяется. Вопль тянется несколько секунд и обрывается всхлипом, потом вовсе затихает.

– Он так быстро растет. А когда все закончится, он будет совсем большим.

– Да. И правда.

– У тебя есть друзья, Джек?

Я не сразу могу ответить на этот вопрос.

– Не знаю, – говорю я наконец.

– Так чего ты хочешь? Чтобы я сказал тебе, что можешь жить спокойно? Что ты свободен?

– Это я уже слышал. И больше в подобную брехню не поверю.

– Что поделать. Так устроен мир.

– Да уж. Я предупреждаю тебя, Юджин: оставь меня в покое, забудь обо мне. Мне жаль, что у нас ничего не вышло. И жаль твоего сына. Но держись от меня подальше. Повторять не стану.

Он смотрит на Джонни, потом на мальчишку, затем улыбается мне. С трудом, но улыбается.

– Приму это к сведению, Джек. А теперь убирайся отсюда к чертовой матери.

Мы разворачиваемся и поднимаемся по лестнице. Дорога до моего книжного магазина долгая, и мне не терпится приступить к работе с Атласом. Но огонь освещает дорогу, и все вокруг мне знакомо.

Сатанист

Долгие годы твой отец был знаменитостью нашего городка под названием Энджел Рест. Он был нашим монстром. Его яркая и чудна́я жизнь снискала наше нежное потворство, и мы прощали ему все недостатки, колючий характер и затворническую жизнь. Он был нашей звездой. И нашей белой вороной. Жил он в выцветшем особняке у озера, на почтительном расстоянии от городских сплетен о скандальной истории его жизни. Нам было достоверно известно, что когда-то его выгнали из университета в Хобс Лэндинг: всё более нетрадиционные теории и методы, которые он разрабатывал, стоили ему работы, репутации и, если верить перешептывающимся трещоткам, – а мы верили, потому что уж очень хотелось, – стоили ему жизни любимой жены.

Наш доктор Тимоти Бенн, метафизический патологоанатом.

Теомант.

Бывало, после наступления темноты небо над особняком полыхало отблесками его нечестивых дел – красными, зелеными и желтыми огнями, раскаляющими брюха облаков, отчего казалось, что в раю пляшет карнавал или по небосводу расползается переливающийся синяк. Вроде бы однажды ему даже удалось сместить ось гравитации, и всякий независимый объект – дорожный гравий, потерянные связки ключей и дети, подброшенные в воздух отцами, – начал падать в направлении его дома, вместо того чтобы упасть, как полагается, вниз. Горизонтальное падение длилось несколько минут, и мы терпеливо и озадаченно наблюдали за ним. Вот с какими фокусами приходится мириться, когда живешь в одном городе с умелым сатанистом.