Раны и шишки. Любовь и лейкопластырь. Порридж и полента. Оле!.. Тореро! Пой, Изабель! - [23]

— Разве… Разве обязательно пользоваться иглой?

— Чтобы сделать укол? Не вижу, как это можно сделать по-другому?

— Как тот говорил, в силу необходимости, так?

— Именно так.

— Ладно… Значит, снимаю штаны, в силу обстоятельств…

Когда О'Мирей со шприцом в руках вернулся к своему пациенту, то при виде его маленького, размером с кулак, зада испытал к нему чувство жалости, и ему вспомнился один мудрый профессор, который говорил, что может установить характер человека по его заду.

— В левую или в правую?

— Простите, не понял?

— Сделать вам укол в левую или в правую ягодицу?

— Вы считаете, что обязательно должны мне сделать укол?

— Разве вы не за этим пришли?

— Как тот говорил, в силу обстоятельств. В правую!

Игэн протер участок тела, куда намеревался сделать укол, ваткой, смоченной в спирте, и уже собирался вонзить иглу, как Клонгарр сделал настоящий пируэт, оттолкнув О'Мирея, и, придерживая брюки одной рукой, позабыв вновь их надеть, стал носиться по комнате визжа, словно поросенок. Пораженный, Игэн неподвижно наблюдал это зрелище. Нора Нивз, которая, должно быть, подслушивала за дверью, строгим голосом призвала к порядку разбушевавшегося пациента:

— Вы опять начали свои выходки, Иоин?

Тот, все так же придерживая брюки одной рукой, захныкал:

— Ничего не могу с собой поделать, миссис Нивз!.. Как только чувствую, что меня сейчас уколют, удираю… Как тот говорил, в силу обстоятельств!

И он опять стал носиться по комнате и визжать, пока врач пытался понять, не стал ли он сам жертвой галлюцинации. Когда Клонгарр пробегал мимо Норы, она схватила его за шею, уложила на диван и, придавив его спину коленом, распласталась на нем. Игэн от удивления едва не выпустил шприц из рук. Гувернантка, закатив Иоину рубашку, торжествующе приказала:

— Давайте, мой мальчик!

Пораженный увиденным, Игэн только и понял то, что в Бойле практикуется не совсем обычная техника уколов.

Когда Клонгарр вышел от них, исполненный радости от того, что перенес укол без нервного кризиса, племянник доктора Дулинга спросил:

— Нора… Таких, как он, много?

— К счастью, нет… Но вы ведь знаете, маленький мой, что, в случае осложнений, вы всегда можете позвать меня на помощь.

Вопреки всем представлениям Игэна, воскресенье в Бойле отнюдь не являлось выходным днем для врача, поскольку воинственные настроения мужского населения города особенно активно проявлялись субботними вечерами. До самого обеда Игэн накладывал швы, делал перевязки и ставил компрессы, пока Нора непрерывно сновала между комнатой доктора Дулинга и кабинетом, в котором его заменял племянник. К часу дня, наконец, ушел последний пациент, Игэн мог с облегчением вздохнуть. Он уже собрался было сесть за стол, когда пришла Кэт Лэкан и оживила в нем на секунду забытую боль. Не говоря ни слова, они поначалу смотрели друг на друга, а затем все так же молча бросились друг другу в объятия, и слезы полились у них из глаз. Отстраняясь, сестра Петси прошептала:

— Я пришла потому, что подумала о вашем горе.

— Благодарю вас, Кэт… Когда вы пришли, мне на секунду показалось, что вы опять мне скажете, что любите меня!

Девушка была слегка шокирована.

— Сейчас не время для этого!

И с удивительной простотой добавила:

— Не знаю, зачем еще раз повторять то, что вы давно уже знаете?

Игэн не сразу ответил, почувствовав искренность в ее словах. И все же говорить о любви с тем, кто так горячо любил Петси, было непростительным пренебрежением по отношению к покойной. И он грубо об этом напомнил:

— Вы даже не хотите подождать, пока вашу несчастную сестру похоронят, так торопитесь занять ее место? Никогда от вас этого не ожидал, Кэт!

Она удивленно посмотрела на него.

— Занять ее место? Но… Ведь я люблю не Криса Лисгулда, а вас, Игэн!

Возвращенный столь бесцеремонным образом к действительности и не желая остаться в долгу, он прибег к совершенно грубому тону.

— Не разыгрывайте из себя идиотку, Кэт! На самом деле ни вы, ни кто-либо другой не беспокоился о Петси, и то, что какой-то негодяй ее убил, вам совершенно безразлично! Признайтесь, ведь вы довольны, что избавились от той, которую считали позором вашей семьи?

По щекам Кэт потекли слезы. Она прошептала:

— То, что вы говорите, Игэн, некрасиво и… и несправедливо. Петси была любимицей нашей мамми… С тех пор, как мы узнали об этом несчастье, мамми, не поднимаясь, лежит в постели и ничего не ест… Отец ни с кем об этом не говорит, но чувствуется, как это гложет его изнутри… Игэн, я для того и пришла к вам… Чтобы хоть с кем-то поговорить… Чтобы разделить свое горе… Что бы вы ни думали, я любила Петси… Я злилась на вас, а не на нее…

— А ваши братья?

— Они в тюрьме.

— Что?

— Сегодня утром, как только они узнали о смерти Петси, они избили Криса Лисгулда… Это чудо, что они его не убили… Я осталась совсем одна, Игэн…

О'Мирей испытал жгучий стыд за то, что упрекал Лэканов в безразличии к покойной. Он обнял Кэт и прошептал ей на ухо:

— Я зайду к вам… Попрошу дядю одолжить мне денег и схожу к комиссару, чтобы он выпустил под залог Шона и Кевина… Я очень рад, что вы не бросили Петси… Уверен, что всем вместе нам удастся узнать, кто ее убил, и, да простит мне Бог, если убийцей окажется Крис Лисгулд! Тогда я доведу до конца то, что не успели сделать ваши братья.