Раньше я бывал зверем, теперь со мной всё в порядке - [66]

Хорошо помню, как шагал я в эти ранние часы через Сент—Джеймсовский парк в сторону Pretty France, временами поглядывая на часы, чтобы убедиться, что не опаздываю. Мне очень не хотелось заставить её ждать на улице. Я стал шире шагать, надеясь, что от быстрой ходьбы алкоголь, всё ещё пытающийся циркулировать внутри меня, скорее испарится. Вот уже и каменные львы, символ Британского владычества прошедших эпох. Семья, неприкосновенность, брак, дети. Великолепно!

Дышится легко, чувствую себя всё лучше и лучше, и тут вдруг, вот уж чего совсем я не ожидал. Заворачиваю за угол и вижу их, головные платки треплет ветер, сотни женщин с колясками, у многих на руках дети. Не обойти и не свернуть. Откуда они здесь взялись в это время, понять не могу. Одичавшее стадо женщин. И прямо перед моей росписью!

— Ах, ты, подлец, Пилюля, — говорю я себе, и в голове моей начинает кое–что проясняться, — так вот как ты обещал мне тихую и незаметную свадьбу!

Но винить мне некого. О ком я всё время думаю, спрашиваю себя, ну, конечно же, о женщинах, вот и получил. Поворачиваюсь и иду к ЗАГСу.

Толпа эта выделялась бы в любой точке земного шара, а сам стоит на самой высокой ступеньке в своём цилиндре. Очень умно. Выше и солиднее. Единственно он одет подобающе случаю. Все вырядились у кого на что хватило фантазии. Даже я выглядел на фоне них довольно строго. А вот и мой отец, очень даже симпатичный, строгий и консервативный, совершенно непринуждённо чувствующий себя среди этой дикой, но прекрасной толпы хиппи, и принимающий поздравления с не сходящей с лица широкой радостной улыбкой. Рядом с ним, сияющая как чеширский кот моя мама, её глаза стали казаться ещё больше в новых очках. Не толпа, а огромный сад цветов, все здесь. Кроме неё.

Никто её не видел.

— Кто–нибудь видел Энджи? — вырвалось у меня.

Беспокойство, смешанное с отчаянием, отражается на лице женщины, когда ей приходится объяснять нечто подобное мужчине. Что–то среднее между любовью и ненавистью, болью и наслаждением, когда они собираются сказать тебе о том, о чём они знают, что не в их силах предотвратить что–то неизбежное. Они симпатизируют тебе, и одновременно посмеиваются над твоими возможностями. Последовала следующая попытка объяснить мне:

— Нет, она ещё не прибыла. Она немного задерживается. Не беспокойся.

Я присел на ступеньках лестницы вестибюля регистрационной конторы, стараясь не попадаться на глаза прессы. Приехала съёмочная телегруппа Би—Би-Си. Всё пришло в движение, а я начал испытывать беспокойство. Кругом знакомые лица, взгляды одобрения, большие пальцы вверх. Вот рядом вижу Джеффа Бэка и Hollies всем составом.

Наконец, она приехала. Прекрасная, в лучах утреннего солнца выходит из лимузина, одета в ярко–оранжевое сари, с белым венком в волосах. Полный переполох. Но я счастлив и влюблён. Просто ослеплён любовью.

Близится опыт юного, горячего, обречённого–с–самого–начала брака. О, как легко они начинаются, и как тяжело рвутся. Кольцо на пальце, кольцо в носу. Грубо. У нас были такие отличные отношения. До женитьбы. Словно все черти ада только и ждали этого. А тогда, я не видел никого, кроме неё. Держа в руках старую фотографию, мне остаётся только улыбаться. Рассмеялся, разглядывая пожелтевшие карточки, ах, так вот что весь мир зовёт подружками невесты! Вот они все, улыбающиеся. Пэм, Шана, Сильвия, «Зигги», Джени, и Сью, и Ева. Мать Анджелы улыбается и улыбается моя мать, и, по–видимому, изо всех сил храбрясь, мой старик локоть о локоть с моими самыми что ни на есть хиппиевыми друзьями. Пилюля, Зут Мани, Энди Саммерс и бесконечная череда друзей и знакомых. Эх–хе! старые добрые времена!

Затем после церемонии мы вернулись продолжить наши возлияния в ближайшем, а им оказался Спикизи, клубе. В полумраке Спикизи, вдали от официальной части нашей церемонии, я, наконец, вздохнул с облегчением, каждый пытался найти местечко в баре. Дамочки в одной части зала, мужская половина гостей — в другой. Множество известных лиц вливались непрерывным потоком через раскрытые двери, и все Animals, и вся моя новая группа. Вижу незнакомое лицо, блондин, очевидно впопыхах стремился нарядиться поэкстравагантнее, и ничего лучшего не нашедший куртки лётчика, с запоминающимся лицом и выпирающей нижней челюстью. На шее у него тридцатишестимиллиметровый никон, а в руках — пентакс. И не переставая жуёт резинку. По любому случаю пытается снять меня, я ему и говорю, лучше бы обратил своё внимание на Энджи. Вот и посеяны семена ревности.

Приём поздравлений окончен. Остались немногие. Остались только мы с Анджелой у барной стойки в опустевшем Спикизи. Подол сари, окутывающий её тело, загрязнился и замахрился. Она устала. Пора домой. Должно быть, было уже девять. Такси поймать не реально. Обнаружил в кармане ключи от микроавтобуса Animals. Он так и остался стоять на Маркет–стрит, где мы однажды нашли его покрытым слоями губной помады, надписями неистовых поклонниц.

— Пошли, поедем домой на гастрольном автобусе.

Внутри он был забит оборудованием, так что Энджи в её элегантном сари пришлось лечь прямо поперёк рядов вокс–усилителей. И под плавные качания микро под тяжестью груза я повёз Энджи домой. Невеста среди гастрольного груза. Мне показалось это забавным.