Ранние стихотворения, незавершенное, отрывки, наброски - [20]

Славному долги дни

Дай на земли.

Гордых смирителю,

Слабых хранителю,

Всех утешителю

Все ниспошли.

Там – громкой славою,

Сильной державою

Мир он покрыл.

Здесь безмятежною

Сенью надежною,

Благостью нежною

Нас осенил.

Брани в ужасный час

Мощно хранила нас

Верная длань —

Глас умиления,

Благодарения,

Сердца стремления —

Вот наша дань.

* * *

«Больны вы, дядюшка? Нет мочи,

Как беспокоюсь я! три ночи,

Поверьте, глаз я не смыкал».

«Да, слышал, слышал: в банк играл».

* * *

Вот Виля – он любовью дышит,

Он песни пишет зло,

Как Геркулес[99], сатиры пишет,

Влюблен, как Буало.[99]

ДЕЛИЯ

Ты ль передо мною,

Делия[100] моя!

Разлучен с тобою —

Сколько плакал я!

Ты ль передо мною,

Или сон мечтою

Обольстил меня?

Ты узнала ль друга?

Он не то, что был;

Но тебя, подруга!

Все ж не позабыл —

И твердит унылый:

«Я любим ли милой,

Как, бывало, был?»

Что теперь сравнится

С долею моей!

Вот слеза катится

По щеке твоей —

Делия стыдится?..

Что теперь сравнится

С долею моей!

ДЯДЕ, НАЗВАВШЕМУ СОЧИНИТЕЛЯ БРАТОМ

Я не совсем еще рассудок потерял

От рифм бахических, шатаясь на Пегасе,

Я не забыл себя, хоть рад, хотя не рад.

Нет, нет – вы мне совсем не брат;

Вы дядя мне и на Парнасе.

ЖЕЛАНИЕ

Я слезы лью; мне слезы утешенье;

И я молчу; не слышен ропот мой,

Моя душа, объятая тоской,

В ней горькое находит наслажденье.

О жизни сон! Лети, не жаль тебя,

Исчезни в тьме, пустое привиденье;

Мне дорого любви моей мученье,

Пускай умру, но пусть умру любя!

ЗАВЕЩАНИЕ КЮХЕЛЬБЕКЕРА

Друзья, простите! Завещаю

Вам все, чем рад и чем богат;

Обиды, песни – все прощаю,

А мне пускай долги простят.

ЗАЗДРАВНЫЙ КУБОК

Кубок янтарный

Полон давно,

Пеной угарной

Блещет вино.

Света дороже

Сердцу оно;

Но за кого же

Выпью вино?

Здравие славы

Выпью ли я?

Бранной забавы

Мы не друзья!

Это веселье

Не веселит,

Дружбы похмелье

Грома бежит.

Жители неба,

Феба жрецы!

Здравие Феба

Пейте, певцы!

Резвой камены

Ласки – беда;

Ток Иппокрены

Просто вода.

Пейте за радость

Юной любви —

Скроется младость,

Дети мои…

Кубок янтарный

Полон давно.

Я – благодарный —

Пью за вино.

* * *

Заутра с свечкой грошевою

Явлюсь пред образом святым:

Мой друг! остался я живым,

Но был уж смерти под косою:

Сазонов[101] был моим слугою,

А Пешель[102] – лекарем моим.

ИЗ ПИСЬМА К В. Л. ПУШКИНУ

Христос воскрес, питомец Феба!

Дай бог, чтоб милостию неба

Рассудок на Руси воскрес;

Он что-то, кажется, исчез.

Дай бог, чтобы во всей вселенной

Воскресли мир и тишина,

Чтоб в Академии почтенной

Воскресли члены ото сна;

Чтоб в наши грешны времена

Воскресла предков добродетель;

Чтобы Шихматовым на зло

Воскреснул новый Буало[103] —

Расколов, глупости свидетель;

А с ним побольше серебра

И золота et caetera.

Но да не будет воскресенья

Усопшей прозы и стихов.

Да не воскреснут от забвенья

Покойный господин Бобров,

Хвалы газетчика достойный,

И Николев[104], поэт покойный,

И беспокойный граф Хвостов,

И все, которые на свете

Писали слишком мудрено,

То есть, и хладно и темно,

Что очень стыдно и грешно!

ИЗ ПИСЬМА К кн. П. А. ВЯЗЕМСКОМУ

Блажен, кто в шуме городском

Мечтает об уединенье,

Кто видит только в отдаленье

Пустыню, садик, сельский дом,

Холмы с безмолвными лесами,

Долину с резвым ручейком

И даже… стадо с пастухом!

Блажен, кто с добрыми друзьями

Сидит до ночи за столом

И над славенскими глупцами[105]

Смеется русскими стихами;

Блажен, кто шумную Москву

Для хижинки не покидает…

И не во сне, а на яву

Свою любовницу ласкает!..

ИСТИНА

Издавна мудрые искали

Забытых истины следов

И долго, долго толковали

Давнишни толки стариков.

Твердили: «Истина святая

В колодез убралась тайком»,

И, дружно воду выпивая,

Кричали: «Здесь ее найдем!»

Но кто-то, смертных благодетель

(И чуть ли не старик Силен),

Их важной глупости свидетель,

Водой и криком утомлен,

Оставил невидимку нашу,

Подумал первый о вине

И, осушив до капли чашу,

Увидел истину на дне.

К ДЕЛИИ

О Делия драгая!

Спеши, моя краса;

Звезда любви златая

Взошла на небеса;

Безмолвно месяц покатился;

Спеши, твой Аргус удалился,

И сон сомкнул его глаза.

Под сенью потаенной

Дубравной тишины,

Где ток уединенный

Сребристыя волны

Журчит с унылой Филомелой,

Готов приют любви веселый

И блеском освещен луны.

Накинут тени ночи

Покровы нам свои,

И дремлют сени рощи,

И быстро миг любви

Летит, – я весь горю желаньем,

Спеши, о Делия! свиданьем,

Спеши в объятия мои.

Кж. В. М. ВОЛКОНСКОЙ

On peut tres bien, mademoiselle,

Vous prendre pour une maquerelle,

Ou pour une vieille guenon,

Mais pour une grace, – oh, mon Dieu, non.[106]

К ЖУКОВСКОМУ

Благослови, поэт!… В тиши парнасской сени

Я с трепетом склонил пред музами колени:

Опасною тропой с надеждой полетел,

Мне жребий вынул Феб, и лира мой удел.

Страшусь, неопытный, бесславного паденья,

Но пылкого смирить не в силах я влеченья,

Не грозный приговор на гибель внемлю я:

Сокрытого в веках священный судия,[107]

Страж верный прошлых лет, наперсник муз любимый

Ибледной зависти предмет неколебимый

Приветливым меня вниманьем ободрил[108];

И Дмитрев слабый дар с улыбкой похвалил;

И славный старец наш, царей певец иззбранный[109],

Крылатым гением и грацией венчанный,

В слезах обнял меня дрожащею рукой

И счастье мне предрек, незнаемое мной.

И ты, природою на песни обреченный!

Не ты ль мне руку дал в завет любви священный?[110]

Могу ль забыть я час, когда перед тобой

Безмолвный я стоял, и молнийной струей