Раннее утро. Его звали Бой - [14]
— Хелло! — сказал он с бордоским акцентом.
На нем были белые полотняные брюки и рубашка того же цвета; на плечи наброшен свитер из толстой снежной шерсти с небрежно завязанными рукавами, даже сандалии у него были белые. Должно быть, он переоделся перед тем, как явиться к нам. Напротив двери сверкал хромом прислоненный к дереву гоночный велосипед с загнутым рулем и высоким седлом; к багажнику был крест-накрест привязан заплечный мешок. Белоснежный, спортивный, жутко англичанистый, Венсан был похож не на велосипедиста, а скорее на теннисиста. Я так и видела его длинными воздушными скачками подлетающим к сетке и пожимающим руку сопернику, смущенному его элегантностью.
— Чего явился? — спросил Жан.
Венсан указал театральным жестом на прямоугольник ночи и хромированный скелет. Его рука описала полукруг и упала на плечо Жана.
— Пришел поговорить о делах, — весело ответил он.
— О делах? — хором повторили бабуля и тетя Ева.
— О делах? Серьезно? — сказал Жан.
Я хорошо помнила Венсана Бушара. Жан познакомился с ним в коллеже Тиволи в Бордо, они вместе сдавали экзамены на степень бакалавра, родители Бушара жили в Паве-де-Шартрон. Помимо поместья в Жере у них была вилла в Аркашоне, на берегу залива. Венсан дважды приезжал в Нару, я подсмеивалась над ним: это был коренастый подросток с иссиня-черными волосами, цыганским цветом лица, но какими глазами! Они были одновременно неподвижными и горящими, обсаженными жесткими ресницами, и на свету походили на ржавые пятна, а в тени — на лужицы грязи. Под ними — короткий нос, словно без хряща, и внушительный рот: пухлые, бледные, но очерченные красным, оттенка сырого мяса губы. Я сказала: он ужасен, он похож на собаку. Бабуля сухо заметила, что мне с моей внешностью лучше помолчать. Теперь песик подрос, похудел, стал выше Жана на полголовы и в своем белом костюме, пришлось мне признать, выглядел довольно элегантно, несмотря на свою диковатую улыбку.
Позавчера он выехал из Роза на велосипеде.
— Бедный молодой человек, вы, наверное, умираете с голоду, — сказала бабуля. — Хотите яйцо? А бараньего рагу?
— Оно из овцы, — поправила тетя Ева, — но могу поклясться, это баранина.
— Вы наверняка хотите пить. Налить вам вина?
— Белый «Тюрсан»? Нам один родственник присылает его в обмен на кукурузу.
— На кукурузу столько всего можно выменять!
— Может быть, вы предпочитаете кофе? Вот, попробуйте, мы его сами делаем: это смесь ржи и жареных каштанов.
— Ты забыла про зерна люпина. Люпин как раз ближе всего к кофе.
— А сорго?
— Ах да, еще сорго.
Они были словно две наседки. Кудахтали, хлопотали. А мнимый теннисист предоставил себя их заботам. Устроившись во временной столовой, под портретами Наполеона и его генералов, он проглотил яйцо, овцу в виде рагу, «Тюрсан», а заодно и кофе с люпином, чего стесняться. Бабуля подкладывала ему на тарелку, подливала в бокал, нарезала для него ломтями желтый хлеб. Ее золотые цепочки плясали, лорнет словно летал. Юноша отвечал ей с набитым ртом:
— Ваш люпин совсем не плох. А вот я знаю, кофе еще делают на шиповнике.
— Можно попробовать.
— А майонез из муки конского каштана вы пробовали?
— А салат из чертополоха?
— А ростки папоротника?
— А тыквенный сахар?
— Мы используем виноградный сахар, — сказала бабуля с оттенком униженности в голосе.
— А мыло? Вы умеете делать мыло?
— Немного, — ответила тетя Ева, сияя.
— А клей из чеснока? — не унимался Венсан Бушар.
— Это надо додуматься: клей из чеснока!
— А клеить-то что? Немцев к стенке? Чтобы вели себя хорошо, были паиньками?
Я впервые вставила словечко. Голосом, сдавленным от бешенства. Взгляд ржавых глаз Венсана Бушара поверх стакана с вином изверг на меня презрение и вражду. Бабуля нервно барабанила пальцами по столу, между тарелочек, расставленных ради незваного гостя, а тетя Ева (специалист по обновлению вязаных вещей) так дернула нитку потертого свитера, что тот разом лишился рукава. Даже Жан наградил меня безапелляционным замечанием: «Острячка, да?» Я сама себе напомнила поросенка Робинзона: все против меня. А потом пришел папа, сухо поздоровался с Венсаном Бушаром, окинул его беглым взглядом. Я сразу поняла, что Венсан папе не понравился, что он на моей стороне. Испытание продолжалось восемь дней, теперь, по прошествии времени, мне хочется поиронизировать над этими днями, самыми длинными в моей жизни, самыми несчастными, но рана слишком свежа, у меня не получается. Венсан был отъявленный болтун, все-то он знал: планы немцев, жизнь англичан, их намерения, развитие событий. Высокомерный, не терпящий возражений, он не мог ошибаться, военные секреты были ему известны так же хорошо, как рецепт чесночного клея и каштанового майонеза. Ева и бабуля смотрели ему в рот; мне было легко объяснить себе их блаженное внимание: они рукоплескали не столько Нострадамусу, сколько богатенькому сынку Бушара, но Жан? Где его пресловутый критический ум, ау? Никогда я не видела его таким — стесненным, зачарованным, устремляющимся в погоню за всеми призраками, которых ему бессовестно рисовал этот врун Венсан, уносясь все дальше, оседлав уже собственные грезы, пришедшие из книг. От Англии, на которую сыплются бомбы, он быстро перешел к зеленым полям из «Тэсс» (последнее подмигивание в мою сторону), к другим полям, потом к Лондону, его роскошным кварталам, его памятникам. Он знал все, сложные названия слетали с его губ во всей пышности своего звучания, он никогда мне об этом не рассказывал — обо всех этих улицах, людях, памятниках. Бабуля и тетя Ева смотрели на него завороженно, а мне казалось, я тону. Через три дня Жан перебрался в Америку, война была позабыта, равно как и луга из «Тэсс» и богатые лондонские кварталы; он гулял по хлопковым плантациям в стране, где земля красная, в обществе многочисленных незнакомцев. Земля там красная, Нина. Он говорил «Нина» машинально, он не видел меня. Бабуля и тетя Ева теперь уже слушали его с сытым выражением гостей в конце банкета. Тогда он притормозил. На шестой день он спустился на землю. Заметил ли он наконец, что Венсан, чтобы его раззадорить, несет черт-те что, подхватывает все его бредни, или же война, которую он знал по альбомам с веранды, заполонила собой зеленые луга, Лондон, Нью-Йорк и красную землю? Он переменился в лице, пожал плечами, прошептал: мы замечтались. Но Венсан не сдавался, начал перечислять неизбежные бедствия. Жан узнал, что он безумец, витает в облаках, и если наконец не решится действовать, то перейдет в категорию жалких людишек. Кара? О, от этого никуда не денешься: нацепят на тебя — да-да, что, не веришь? — вот увидишь: нацепят на тебя зеленый мундир, слышишь, мун-дир Вер-мах-та (он говорил «Вермара», с бордоским акцентом) — от чумы не спрячешься. Бабуля млела от этого зануды, повторяла за ним: от чумы не спрячешься. Порой, улучив паузу в разговоре, я просила что-нибудь пояснить, уточнить какую-нибудь дату — меня посылали подальше, враль продолжал нести околесицу. То же самое с папой. Стоило ему задать вопрос с хоть малейшей долей скептицизма, по нему прокатывалась волна, прижимавшая его к земле, а Венсан Бушар оставался стоять на ногах, лицом к лицу с единственным человеком, который его интересовал: Жаном. А считает ли себя часом Жан Бранлонг еще свободным? Наведывался ли он в Бордо со времен оккупации? А в Париж? Нет, конечно, он предпочел любоваться тем, как колышутся верхушки сосен под ветром, а вот он, Венсан, был в Бордо, и его сестра живет в Париже. Там уже никто не свободен. Ты дрыхнешь, старина Жан, проснись, заклинаю тебя, тебе девятнадцать, мне двадцать, мы больше не можем ждать, уедем. Он говорил «уедем» десять раз на дню. На седьмой день мне надоело, он поднялся к себе, чтобы лечь спать, я постучала к нему в дверь.
Книга о геополитике, ее влиянии на историю и сегодняшнем месте Украины на мировой геополитической карте. Из-за накала политической ситуации в Украине задачей моего краткого опуса является лишь стремление к развитию понимания геополитических процессов, влияющих на современную Украину, и не более. Данная брошюра переделана мною из глав книги, издание которой в данный момент считаю бессмысленным и вредным. Прошу памятовать, что текст отображает только субъективный взгляд, одно из многих мнений о геополитическом развитии мира и географическом месте территорий Украины.
Может ли обычная командировка в провинциальный город перевернуть жизнь человека из мегаполиса? Именно так произошло с героем повести Михаила Сегала Дмитрием, который уже давно живет в Москве, работает на руководящей должности в международной компании и тщательно оберегает личные границы. Но за внешне благополучной и предсказуемой жизнью сквозит холодок кафкианского абсурда, от которого Дмитрий пытается защититься повседневными ритуалами и образом солидного человека. Неожиданное знакомство с молодой девушкой, дочерью бывшего однокурсника вовлекает его в опасное пространство чувств, к которым он не был готов.
В небольшом городке на севере России цепочка из незначительных, вроде бы, событий приводит к планетарной катастрофе. От авторов бестселлера "Красный бубен".
Какова природа удовольствия? Стоит ли поддаваться страсти? Грешно ли наслаждаться пороком, и что есть добро, если все захватывающие и увлекательные вещи проходят по разряду зла? В исповеди «О моем падении» (1939) Марсель Жуандо размышлял о любви, которую общество считает предосудительной. Тогда он называл себя «грешником», но вскоре его взгляд на то, что приносит наслаждение, изменился. «Для меня зачастую нет разницы между людьми и деревьями. Нежнее, чем к фруктам, свисающим с ветвей, я отношусь лишь к тем, что раскачиваются над моим Желанием».
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
Роман Александра Сегеня «Русский ураган» — одно из лучших сатирических произведений в современной постперестроечной России. События начинаются в ту самую ночь с 20 на 21 июня 1998 года, когда над Москвой пронесся ураган. Герой повествования, изгнанный из дома женой, несется в этом урагане по всей стране. Бывший политинформатор знаменитого футбольного клуба, он озарен идеей возрождения России через спасение ее футбола и едет по адресам разных женщин, которые есть в его записной книжке. Это дает автору возможность показать сегодняшнюю нашу жизнь, так же как в «Мертвых душах» Гоголь показывал Россию XIX века через путешествия Чичикова. В книгу также вошла повесть «Гибель маркёра Кутузова».
Ольга Новикова пишет настоящие классические романы с увлекательными, стройными сюжетами и живыми, узнаваемыми характерами. Буквально каждый читатель узнает на страницах этой трилогии себя, своих знакомых, свои мысли и переживания. «Женский роман» — это трогательная любовная история и в то же время правдивая картина литературной жизни 70–80-х годов XX века. «Мужской роман» погружает нас в мир современного театра, причем самая колоритная фигура здесь — режиссер, скандально известный своими нетрадиционными творческими идеями и личными связями.
Юрий Цыганов по профессии художник, но, как часто бывает с людьми талантливыми, ему показалось недостаточным выразить себя кистью и красками, и он взялся за перо, из-под которого вышли два удивительных романа — «Гарри-бес и его подопечные» и «Зона любви». Оказывается, это очень интересно — заглянуть в душу художника и узнать не только о поселившемся в ней космическом одиночестве, но и о космической же любви: к миру, к Богу, к женщине…
Казалось бы, заурядное преступление – убийство карточной гадалки на Арбате – влечет за собой цепь событий, претендующих на то, чтобы коренным образом переиначить судьбы мира. Традиционная схема извечного противостояния добра и зла на нынешнем этапе человеческой цивилизации устарела. Что же идет ей на смену?