Раннее (сборник) - [17]

Шрифт
Интервал

Равнодушный враг.
Но – пришлось поверить. Наши одноземцы
В униформе вражеской держали оборону
Намертво! дрались отчаянней, чем немцы! –
Для кого? – несчастные! – для чьей короны?..
Легче немцам было к нам попасть, чем русским.
Наши ваших, ой, не жаловали в плен!
…Помню дымный жаркий полдень под Бобруйском,
Взрывы складов и пожарищ тлен.
Закипающее торжество котла!
На дыбках и впереверть немецкие машины.
По шоссе катилась, ехала и шла
Наша победившая лавина.
Хруст крестов железных под ногами,
Треск противогазов под колёсами,
Туши восьмитонок под мостами,
Целенькие пушки под откосами,
Битюги, потерянно бродящие стадами,
«Фердинандов» обожжённых розовый металл{70},
Из штабных автобусов сверкание зеркал,
Фотоаппараты, рации и лампы,
Пламя по асфальту от разбитых ампул,
Ящиками порох, бочками бензин,
Шпроты вод норвежских и бенедиктин.
А навстречу, без охраны, бесконечной вереницей
Тысячами шли усталые враги,
У переднего записка: «Посылаю фрицев.
Кто там будет ближе – в плен им помоги».
Обессилевши, ложились у дороги и вставали,
И, поддерживая раненых, опять брели.
Их не трогали. Из них шофёров выкликали
И сажали за трофейные рули.
Но когда под иззелена-серым
Дознавались братца-землячка, –
Прыгали, соскучась,
Окружали, скучась,
Матерились, били
Или,
Взглядом допросясь у офицера
Дозволяюще-небрежного кивка,
Отведя в сторонку, там решали участь
Облачком дымка.
Робкой группкой, помню, шло вас до десятка,
Я катил своих машин шестёркой,
Спрыгнул на ходу и, развевая плащ-палаткой,
Опустился перед вами с горки.
Руки на-грудь, замер изваяньем:
«Русские? – «Так точно». – «Власовцы?» – Молчанье.
Вдруг поняв, что я принёс не злое,
Сдвинулись ко мне с доверчивым теплом,
Словно лоб мой не таврён эмалевой звездою,
Ваша грудь – серебряным орлом.
Оглядясь – не слушает услужливое ухо? –
Я не больно вольно княжествую сам, –
Гневно, повелительно и глухо
Я сказал, переклоняясь к вам:
«Ну, куда, куда вы, остолопы?
И зачем же – из Европы?!
Да мундиры сбросили хотя бы!
Рас-сыпайсь по деревням! Лепись по бабам!..»
Онемели. Почесали в затылях.
Потоптались. Скрылись в зеленях.
И хотел бы верить, что с моей руки
Кто-нибудь да вышел в приймаки.
На шоссе взбежав, я сел, поехал дальше.
Солнце било мне в стекло кабины.
Потаённые я открывал в себе глубины,
О которых не догадывался раньше.
…Вашей жизни, ваших мыслей след
Я искал в берлинских передачах{71}
И страницы власовских газет
Перелистывая наудачу –
Подымал на поле боя и искал чего-то,
Что за фронтом и за далью скрылось от меня.
И – бросал. Бездарная работа,
Шиворот-навыворот советская стряпня:
То артист заезжий выступал паяцем,
Тужились смешить поэмкой «Марксиада»
Со страниц листка, –
Но от этого всего хотелось не смеяться:
Душу опустелую рвала досада
И тоска.
Зренья одноцветного, мертвенности руки
Я узнал разгадку много позже:
Всё это писали, оскоромясь, те же, тоже
Школы сталинской политруки.
Утолить мою раздвоенность и жажду
Мог бы кто-то, на тропу мою война его закинь,
Но – не шёл. Лишь подразнить однажды
С власовцем таким свела меня латынь.
Хоть латынь из моды вышла ныне
(Да была ль ей мода в вотчине монголов?) –
Я люблю мужскую собранность латыни,
Фраз чекан и грозный звон глаголов.
Я люблю, когда из-под забрала
Мне латынью посвящённый просверкнёт.
В польскую деревню на закате алом,
Выбив русских, мы вошли. На полотне ворот,
Четырьмя изломами черты четыре выгнув,
Кто-то мелом начертил врага эмблему
И, пониже, круглым почерком: «Hoc signo
Vincemus!»[6]
Кто ты, враг неведомый? Ты с Дона? Или с Клязьмы?
И давно ли на чужбине? и собой каков?
И кому писал ты? Разве
Учат Тита Ливия в гимназиях большевиков?{72}
И ещё – что ослепило вас, что знак паучий
Вы могли принять за русскую звезду?
И – когда нас, русских, жизнь научит
Не бедой выклинивать беду?
Для поляков клеили Осубкины[7] воззванья…
Шли эР-эСы[8] в пыльном розовом тумане…
Реактивный век катился по деревне…
Я стоял перед девизом древним
Как карфагенянин{73}.

Глава шестая. Ванька

И напишут в книгах, и расскажут в школах,
Как бойцы стальные выбили врага
За Днепра священные брега,
Сев на башни танков, промеж пуль весёлых,
«Агитатора блокнот» сжимая, как сокровище,
ДОТы затыкаючи то мякотью, то грудью, –
И никто не бился лбом о Малые Козловичи,
И никто не гнил, покинутый за Друтью…
В мартовское хилое погодье{74}
На плацдармах – всемеро тоска:
Ночь от ночи слушай – половодьем
Не взломило лёд? не тронулась река?
Недолга и ненадёжна белорусская зима.
Хорошо, что кто-то, очень старший,
Догадался за добра ума
И своею волею монаршей,
Указующий под Жлобин устремя,
Бросил нас туда форсированным маршем,
Через лёд, болота, чащи, голову сломя, –
Так стремительно, как будто главный бой
Там не выиграть без нашего дивизиона.
Прибежали – тих, покоен лес пустой,
Наледень на ветках оголённых,
На сугревах – первые проталины,
Лужами в ложбинках талая снежница,
И когда ударит где-то пушка дальняя,
В блиндаже у печки так уютно спится…
Временами – оголтелый бой,
Сонный мир – такой же полосой, –
Кто б тебя, война, иначе вынесть мог?
Распускающейся медленной весной,
Прикорнувши на полянке в солнцепёк,
Набирайся соков с лесом и землёй!
Голубою глубью небо налилось над нами,
Распушились ветви, жили птицы в них,

Еще от автора Александр Исаевич Солженицын
Матренин двор

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


В круге первом

Во втором томе 30-томного Собрания сочинений печатается роман «В круге первом». В «Божественной комедии» Данте поместил в «круг первый», самый легкий круг Ада, античных мудрецов. У Солженицына заключенные инженеры и ученые свезены из разных лагерей в спецтюрьму – научно-исследовательский институт, прозванный «шарашкой», где разрабатывают секретную телефонию, государственный заказ. Плотное действие романа умещается всего в три декабрьских дня 1949 года и разворачивается, помимо «шарашки», в кабинете министра Госбезопасности, в студенческом общежитии, на даче Сталина, и на просторах Подмосковья, и на «приеме» в доме сталинского вельможи, и в арестных боксах Лубянки.


Август Четырнадцатого

100-летию со дня начала Первой мировой войны посвящается это издание книги, не потерявшей и сегодня своей грозной актуальности. «Август Четырнадцатого» – грандиозный зачин, первый из четырех Узлов одной из самых важных книг ХХ века, романа-эпопеи великого русского писателя Александра Солженицына «Красное Колесо». Россия вступает в Мировую войну с тяжким грузом. Позади полувековое противостояние власти и общества, кровавые пароксизмы революции 1905—1906 года, метания и ошибки последнего русского императора Николая Второго, мужественная попытка премьер-министра Столыпина остановить революцию и провести насущно необходимые реформы, его трагическая гибель… С началом ненужной войны меркнет надежда на необходимый, единственно спасительный для страны покой.


Один день Ивана Денисовича

Рассказ был задуман автором в Экибастузском особом лагере зимой 1950/51. Написан в 1959 в Рязани, где А. И. Солженицын был тогда учителем физики и астрономии в школе. В 1961 послан в “Новый мир”. Решение о публикации было принято на Политбюро в октябре 1962 под личным давлением Хрущёва. Напечатан в “Новом мире”, 1962, № 11; затем вышел отдельными книжками в “Советском писателе” и в “Роман-газете”. Но с 1971 года все три издания рассказа изымались из библиотек и уничтожались по тайной инструкции ЦК партии. С 1990 года рассказ снова издаётся на родине.


Рассказы

В книгу вошли рассказы и крохотки, написанные А.И. Солженицыным в периоды 1958–1966 и 1996–1999 годов. Их разделяют почти 30 лет, в течение которых автором были созданы такие крупные произведения, как роман «В круге первом», повесть «Раковый корпус», художественное исследование «Архипелаг ГУЛАГ» и историческая эпопея «Красное Колесо».


В круге первом (т.1)

Роман А.Солженицына «В круге первом» — художественный документ о самых сложных, трагических событиях середины XX века. Главная тема романа — нравственная позиция человека в обществе. Прав ли обыватель, который ни в чем не участвовал, коллективизацию не проводил, злодеяний не совершал? Имеют ли право ученые, создавая особый, личный мир, не замечать творимое вокруг зло? Герои романа — люди, сильные духом, которых тюремная машина уносит в более глубокие круги ада. И на каждом витке им предстоит сделать свой выбор...


Рекомендуем почитать
Субстанция времени

Какие бы великие или маленькие дела не планировал в своей жизни человек, какие бы свершения ни осуществлял под действием желаний или долгов, в конечном итоге он рано или поздно обнаруживает как легко и просто корректирует ВСЁ неумолимое ВРЕМЯ. Оно, как одно из основных понятий философии и физики, является мерой длительности существования всего живого на земле и неживого тоже. Его необратимое течение, только в одном направлении, из прошлого, через настоящее в будущее, бывает таким медленным, когда ты в ожидании каких-то событий, или наоборот стремительно текущим, когда твой день спрессован делами и каждая секунда на счету.


Город в кратере

Коллектив газеты, обречённой на закрытие, получает предложение – переехать в неведомый город, расположенный на севере, в кратере, чтобы продолжать работу там. Очень скоро журналисты понимают, что обрели значительно больше, чем ожидали – они получили возможность уйти. От мёртвых смыслов. От привычных действий. От навязанной и ненастоящей жизни. Потому что наступает осень, и звёздный свет серебрист, и кто-то должен развести костёр в заброшенном маяке… Нет однозначных ответов, но выход есть для каждого. Неслучайно жанр книги определен как «повесть для тех, кто совершает путь».


Киевская сказка

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Кукла. Красавица погубившая государство

Секреты успеха и выживания сегодня такие же, как две с половиной тысячи лет назад.Китай. 482 год до нашей эры. Шел к концу период «Весны и Осени» – время кровавых междоусобиц, заговоров и ожесточенной борьбы за власть. Князь Гоу Жиан провел в плену три года и вернулся домой с жаждой мщения. Вскоре план его изощренной мести начал воплощаться весьма необычным способом…2004 год. Российский бизнесмен Данил Залесный отправляется в Китай для заключения важной сделки. Однако все пошло не так, как планировалось. Переговоры раз за разом срываются, что приводит Данила к смутным догадкам о внутреннем заговоре.


Такой я была

Все, что казалось простым, внезапно становится сложным. Любовь обращается в ненависть, а истина – в ложь. И то, что должно было выплыть на поверхность, теперь похоронено глубоко внутри.Это история о первой любви и разбитом сердце, о пережитом насилии и о разрушенном мире, а еще о том, как выжить, черпая силы только в самой себе.Бестселлер The New York Times.


Дорога в облаках

Из чего состоит жизнь молодой девушки, решившей стать стюардессой? Из взлетов и посадок, встреч и расставаний, из калейдоскопа городов и стран, мелькающих за окном иллюминатора.


Красное колесо. Узел 3. Март Семнадцатого. Книга 4

От имени Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов в Европу послан интернационалистский Манифест «К народам мира». Революция разливается по стране, автор показывает нам фронт, деревню, железные дороги, Церковь, донских казаков, волжское купечество и возвращается каждый раз в Петроград, где читатель наблюдает, как самозваный Исполком фактически контролирует и направляет Временное правительство. В редакции «Правды» – разногласия верного ленинского последователя Шляпникова и прибывшего из сибирской ссылки Каменева (свергать Временное правительство или поддерживать?)


Архипелаг ГУЛАГ. Книга 2

В 4-5-6-м томах Собрания сочинений печатается «Архипелаг ГУЛАГ» – всемирно известная эпопея, вскрывающая смысл и содержание репрессивной политики в СССР от ранне-советских ленинских лет до хрущёвских (1918–1956). Это художественное исследование, переведенное на десятки языков, показало с разительной ясностью весь дьявольский механизм уничтожения собственного народа. Книга основана на огромном фактическом материале, в том числе – на сотнях личных свидетельств. Прослеживается судьба жертвы: арест, мясорубка следствия, комедия «суда», приговор, смертная казнь, а для тех, кто избежал её, – годы непосильного, изнурительного труда; внутренняя жизнь заключённого – «душа и колючая проволока», быт в лагерях (исправительно-трудовых и каторжных), этапы с острова на остров Архипелага, лагерные восстания, ссылка, послелагерная воля.В том 5-й вошли части Третья: «Истребительно-трудовые» и Четвертая: «Душа и колючая проволока».


Архипелаг ГУЛАГ. Книга 1

В 4-5-6-м томах Собрания сочинений печатается «Архипелаг ГУЛАГ» – всемирно известная эпопея, вскрывающая смысл и содержание репрессивной политики в СССР от ранне-советских ленинских лет до хрущёвских (1918–1956). Это художественное исследование, переведенное на десятки языков, показало с разительной ясностью весь дьявольский механизм уничтожения собственного народа. Книга основана на огромном фактическом материале, в том числе – на сотнях личных свидетельств. Прослеживается судьба жертвы: арест, мясорубка следствия, комедия «суда», приговор, смертная казнь, а для тех, кто избежал её, – годы непосильного, изнурительного труда; внутренняя жизнь заключённого – «душа и колючая проволока», быт в лагерях (исправительно-трудовых и каторжных), этапы с острова на остров Архипелага, лагерные восстания, ссылка, послелагерная воля.В том 4-й вошли части Первая: «Тюремная промышленность» и Вторая: «Вечное движение».


Рассказы и крохотки

Первый том 30-томного собрания сочинений А.И.Солженицына являет собой полное собрание его рассказов и «крохоток». Ранние рассказы взорвали литературную и общественную жизнь 60-х годов, сделали имя автора всемирно известным, а имена его литературных героев нарицательными. Обратившись к крупной форме – «В круге первом», «Раковый корпус», «Архипелаг ГУЛАГ», «Красное Колесо», – автор лишь через четверть века вернулся к жанру рассказов, существенно преобразив его.Тексты снабжены обширными комментариями, которые позволят читателю в подробностях ощутить исторический и бытовой контекст времени.