Раннее государство в Древнем Египте - [24]

Одновременно с предполагаемым отражением в религиозной доктрине реальной, неблагоприятной для человека экологической ситуации в архаическом Египте обожествление царя-Хора могло служить дополнительной — идеологической — скрепой, призванной способствовать единению страны, где, как мы полагаем, целые регионы оспаривали властительские полномочия Тинитского протогосударства. При всей его очевидной жизнеспособности как анклавной геополитической системы невозможно представить себе, чтобы оно всегда оставалось абсолютно неуязвимым для враждебных внешних воздействий, в частности, преследовавших цель подрыва его транспортной "инфраструктуры" Сильнейшие главы независимых чифдомов, используя собственные лодки с их боевыми экипажами, несомненно, были в состоянии затруднить водное сообщение между удаленными друг от друга царскими "доменами" и, к выгоде для себя, в удобный момент едва ли замедлили бы применить против своих коронованных недругов столь чувствительное средство борьбы. При бесспорной неосуществимости на уровне развития архаической техники и вооружений [Горелик 1993] тотального государственного контроля над территорией Египта, обожествление раннединастических правителей и почитание их как гарантов миропорядка представляется исключительно значимым фактором консолидации населения страны и превращения его в единую нацию, компенсировавшим незрелость военно-административной системы раннего государства. Симптоматично, что деяния царей I и II династий в интерпретации Палермского камня сливаются почти в сплошную череду ритуалов: "сопровождений", хеб-седов, построек святилищ, "рождений" богов и т. п. Данный факт, очевидно, говорит о повышенном внимании раннеегипетской государственной администрации к "пропаганде" сверхъестественных качеств новоявленных владык Обеих Земель.

Анклавная организация Тинитского царства как фактор сдерживания раннеегипетского политогенеза

Притязания правителей Тина-Мемфиса на исключительное положение в обществе в образе одного из многочисленных богов, которым поклонялись в древней долине Нила, могли вызывать недовольство под другими "тотемами" (в частности, Сета) и приводить к периодическим вспышкам очагов сопротивления властолюбивым поползновениям царей-Хоров. Из археологических источников следует, что для архаической эпохи в Египте были характерны политические катаклизмы, тормозившие переход здешнего населения к государству. Мы расцениваем их как эпизоды Первого социально-экологического кризиса древнеегипетской цивилизации [Прусаков 1999в] с его масштабными климатическими и ландшафтными изменениями, которые, по-видимому, существенно повлияли на процесс раннего политогенеза в долине Нила. В частности, как мы полагаем, неблагоприятные для человека природные условия в доисторической нильской пойме, препятствовавшие ее сплошному заселению, создали предпосылки для возникновения в Египте специфического протогосударства, имевшего анклавную структуру.

В свою очередь, анклавное устройство Тинитского царства должно было стать действеннейшим фактором сдерживания центростремительных тенденций, намечавшихся в ходе общественно-политической эволюции молодого египетского этноса, решающим образом отразившимся на затяжном характере сборки Египта в целостное государство — если придерживаться мнения, что соответствующему влиянию других известных факторов придавалось преувеличенное значение.

Так, по некоторым оценкам, религиозно-идеологический конфликт между приверженцами Хора и Сета не являлся настолько острым, чтобы от него можно было ожидать серьезного торможения процесса объединения страны. Хор и Сет издревле считались царями, соответственно, Нижнего и Верхнего Египта [Те Velde 1967], и их имена порой соседствовали в официальных величаньях фараонов. Например, в "Текстах Пирамид" фараон именуется "Хор-Сет" [Sethe 1908–1910, 140d]. Раннединастические надгробные стелы донесли до нас титул "лицезреющая Хора-Сета" [Petrie 1901b, pl. XXVII, 129; XXX, 129], приписываемый тогдашним царицам [Newberry 1922]. В серехе Хора-Сета Хасехемуи царское имя бывало дополнено уведомлением, что в этом царе "примирились два бога" [Kaplony 1963, Taf. 80, 82, 83] (данный случай, однако, заслуживает отдельного разговора, который пойдет ниже). Наконец, можно припомнить и то, что на некоторых изображениях Хор и Сет выглядят едва ли не совсем уж друзьями: скажем, в сцене объединения Египта из заупокойного храма Сенусерта I (XII династия) при его пирамиде в ал-Лиште [Gautier, Jequier 1902, fig. 35].

Аналогичным образом, сравнение Сехемиба-Перибсена, вопреки раннединастической традиции принявшего имя Сета, с фараоном-"еретиком" Эхнатоном [Redford 1984] — т. е. опять-таки придание идеологическим подвижкам II династии смысла не иначе как древнейшей "реформации [Emery 1961; О’Мага 1979] — может показаться не вполне уместным. Следует учитывать, что если после смерти Эхнатона его преемники почти сразу же приложили все силы для уничтожения памяти о нем, то культ Перибсена существовал в Египте вплоть до IV династии [Grdseloff 1944] — т. е. или его "отступничество" не ассоциировалось с низвержением устоев и не считалось чем-то зазорным, или позиции Сета как одного из исконных царей Египта при IV династии были все еще достаточно устойчивы, и он пока не превратился в ненавистное древнему египтянину злокозненное божество пустыни. Отметим, что тезис об умеренной напряженности столкновения "тотемов" Хора и Сета на рубеже I–II манефоновых династий имел и более радикальную версию, согласно которой Перибсен вовсе не отказывался от имени Хора, а лишь добавил к нему имя Сета [