Раненый камень - [14]

Шрифт
Интервал

Видится мальчишкам бой.
Кажется им гром весенний
Близкой пушечной пальбой
Медленно рождая фразы,
Вдалеке грохочет гром.
Мне он кажется рассказом
О грядущем и былом.
Перевел Н. Гребнев

РУКИ ГОРЦА

Мгла над желтой чинарой,
Над осенней листвой.
Горец, труженик старый.
Покачал головой.
Сел он, седоволосый,
Чуть сощурив зрачки,
Положил он на посох
Две дрожащих руки.
Руки горца, знавали
Вы счастливей деньки.
Серый камень тесали,
Закаляли клинки.
Вы могучими были,
И не так уж давно
Вы пшеницу косили,
Ворошили зерно.
Вы и поле пахали
С незапамятных дней
И проворно седлали
Самых лучших коней.
Кровь водою смывали,
Разрывали бинты.
Голубиц обнимали
Неземной красоты.
Колыбели качали,
И ласкали детей,
И землей засыпали
Опочивших друзей.
Вы дома возводили,
Превращенные в прах,
Вы огонь разводили
В ледяных очагах.
Разгребали во вьюгу
С гор скатившийся снег,
Подвигали вы другу
Свой последний чурек.
Никогда не ленились,
Не жалели щедрот,
А теперь опустились.
Кто вас в том упрекнет?
Перевел Н. Гребнев

НАШИ ДОРОГИ

По равнинам и по скатам
Вьетесь вы издалека,
От гранита сероваты.
Желтоваты от песка.
Засыпает вас метелью
Вот уже который век.
Вы изогнуты в ущельях.
Переломаны у рек.
Где-то солнце камень старый
Накалило в летний день,
Где-то добрые чинары
Путнику бросают тень.
Утром здесь туман ложится,
Пыль клубится в час дневной,
Ночью гравий серебрится
Под серебряной луной.
Поздней осенью дороги
Листьями покрыты сплошь,
В мягких листьях тонут ноги.
Ты по золоту идешь.
На горе ли, под горою,—
Павшие сто лет назад.
Здесь под плитами герои
Безымянные лежат.
Здесь порой поют и плачут,
По дороге с двух сторон
Кто с веселой свадьбы скачет,
Кто плетется с похорон.
…Помню, по дороге старой
Из далекого села
Мать с корзинкой шла с базара,
На спине меня несла.
И от легкости корзинки
И от тяжести нужды
Матери моей слезинки
На песке прожгли следы.
По дорогам этим после
Брел я сам, пуглив и мал,
И копытцами мой ослик
По сырым камням стучал.
Пояса дорог старинных,
Где зимой, который век.
С веток падая, рябина
Красит кровью белый снег,
На своих потертых спинах
Вы укачивали нас
И на родину с чужбины
Приводили в светлый час.
Перевел Н. Гребнев

КЛИНОК И РОЗА

Где зелень пробивается сквозь камень
И на плечи ложатся облака,
Мне дорог розы красноватый пламень
И лунный блеск холодного клинка.
Родную землю просьбой беспокою,
Я говорю ей тихо: — Не забудь,
Когда умру, ты мне своей рукою
Клинок и розу положи на грудь.
Перевел Я. Козловский

У ОЧАГА

С гор возвратившийся сквозь проседь
Зимы, когда летят снега,
Любил отец мой бурку сбросить,
Потом присесть у очага.
И, цветом схожий с пастью волчьей,
Огонь то злился, то смирнел.
И на него отец мой молча,
О чем-то думая, смотрел.
О том ли думал он с тревогой,
Что снег метет, — спаси аллах,
Не разминулись бы с дорогой
Охотившиеся в горах.
Иль думал, как и все крестьяне,
Он, возвратясь под отчий кров:
Здоровы ль овцы на кутане?
Кормов ли хватит для коров?
Металось пламя и сникало,
Зардев на черной головне.
Но черных дум не возникало
В отцовской доброй голове.
Мели снега жестокой доли,
И помню, что огонь зачах.
Но вот он вновь в балкарском доме
Венчает каменный очаг.
Горит очаг. Огнем объяты
Дрова чинаровые в нем.
Сижу, как мой отец когда-то.
Задумавшись, перед огнем.
Со мной отцовские тревоги
И горы в дымчатых снегах.
Я думаю о людях многих,
О подвигах и о стихах.
И кажется: ущельем горным
Летит гнедой гривастый конь.
Не предаваясь мыслям черным.
Смотрю я молча на огонь.
Перевел Я. Козловский
* * *
Тучи клубятся, по склонам кочуя.
Белые горы, вы дороги мне.
Белое утро, проснувшись, хочу я
Белые горы видеть в окне.
Чувству сердечному я покоряюсь,
В Мекку ходивших понять не могу.
Любящий родину, я поклоняюсь
Горным вершинам в белом снегу.
Перевел Я. Козловский

КИНЖАЛ

Ты, выкованный мастерами,
Добру служил и злу служил,
За что в аулах матерями
Благословен и проклят был.
Сражал врага земли родимой,
Но и героя наповал
Рукой злодейской иль ревнивой
Ты, выхваченный, убивал.
Кружился ворон над убитым,
На весь аул рыдала мать,—
Картинам этим незабытым
Причастен ты по рукоять.
И не тебя ль, когда был молод,
Носил отец мой на ремне.
Тобой в горах мой брат заколот,
Два чувства будишь ты во мне.
Двух этих чувств пойми причину
И за нее не обессудь,—
Тебя вонзала храбрость в грудь,
А трусость всаживала в спину.
Сталь боевая обнажалась,
Холодная, была пряма,
А в ней то солнце отражалось,
То кровью запекалась тьма.
То был ты славен, то ничтожен,
В зависимости от того,
Кто вырывал тебя из ножен
И убивал тобой кого.
Порой ты беден был, но страшен
Своей чеканной простотой,
Порой насечкой был украшен
И рукоятью золотой.
Но там, где рек кипят истоки,
Тебя ковавший уповал
На то, чтоб ты, судья жестокий,
Безвинного не убивал.
Но самому тебе учесть ли,
Сколь раз в минувшие века
Неволила, защитник чести,
Тебя бесчестная рука.
Я к равнодушным не причислен,
Иную славу я стяжал.
Ты дорог мне и ненавистен,
Кавказский кованый кинжал.
Перевел Я. Козловский

ОСЕНЬ В НАЛЬЧИКЕ

Дом построен, и вымыты окна,
А каштаны в осеннем огне,
И листвы первозданная охра
Отражается в каждом окне.
Стала липа медового цвета,
Но глаза на мгновенье закрой —
Оживет в ее шелесте лето
И пчелиный клубящийся рой.
То костер ли искрится пастуший
Или рдеет кизиловый куст?
Не спеши, приглядись и послушай: