Ранее известная как Америка - [132]

– Конечно, – ответил я. И с трудом сглотнул. Я чувствовал себя так, будто пытался освободиться из-под шестифутового слоя земли и могильного тлена. – Конечно. Как только ты расскажешь мне, где взяла бабки на все эти побрякушки, которые на себя нацепила.

Она отшатнулась. Джаред глубоко втянул в себя воздух. Вновь последовала недолгая пауза, прежде чем она выдавила из себя смешок.

– Это всего лишь краска для тела, – сказала она. – На прошлой неделе нас посетили аферисты. Тебе нравится?

Мне хотелось ей верить. Но к тому времени я успел заметить, что она дотрагивалась до своей шеи, что они с Джаредом умолкали, прежде чем заговорить снова. Они словно бы ждали, пока до них дойдет аудиосигнал.

Но чей же это аудиосигнал?

Был лишь один способ узнать наверняка. Я включил режим разделенного экрана, перешел к настройкам и выкрутил громкость выходного сигнала на максимум.

А потом я закричал.

Мой пронзительный крик прозвучал подобно взрыву, наполнив видеочат оглушительным воем акустической отдачи. И на долю секунды, прежде чем они успели свайпнуть в настройках своих визоров, Джаред и Аннали оба потянулись за чем-то, что было спрятано у них в ушах.

И тут я понял.

– Твою мать. Поверить не могу. – Я не стал уменьшать громкость звука, и мой голос отозвался в голове эхом, пещерным грохотом, хоть я и говорил шепотом. «Акустическое погружение™» 6.0s не поставляется с наушниками: динамики в оголовье были стандартными, по крайней мере, начиная с версии 5.0. – Продажные вы твари.

Они оба имели вид крыс, ослепленных перцовым баллончиком, отчаявшихся и загнанных в угол. Джаред облизнул губы.

– Эй, чувак, – сказал он. – Что еще, черт возьми, нам оставалось делать?

– Вы были моими друзьями. – На этом слове у меня сорвался голос, и я едва не потерял дар речи.

– Мы все еще твои друзья, – сказала Аннали. – Если ты просто сдашься, то в итоге тебе же будет лучше. Они обещали, что не причинят тебе вреда и что ты сможешь заключить сделку с КС…

– Да пошла ты. – Я встал и едва не потерял сознание.

– Они все равно тебя найдут. – Она что-то бормотала, а ее голос срывался на крик. – Они знают, где ты находишься, они могут тебя выследить, и когда они это сделают, ты будешь…

Я отрубил видеочат, ослепленный яростью и собственной глупостью. Я шатался, как пьяный, объятый скорбью. Глупец. Почему же еще им понадобилось столько времени, чтобы со мной связаться? Они заключали свои проклятые сделки. Я наклонился, и меня стошнило в кучу мусора пригоршней кислоты и следами химического ожога. Сильная дрожь, вызванная тошнотой, чуть было не разорвала мне грудную клетку, но в конце концов меня перестало мутить, ведь все содержимое желудка вышло наружу.

Я прислонился спиной к шуршащим бумажным объявлениям с предупреждениями и закрыл глаза, пытаясь отдышаться. Стоя там, я слышал, как ветер растрепал все рекламные листовки, оповещавшие о близости смерти, и коснулся моих щек, чтобы утереть слезы. Тишину нарушил какой-то странный звук – музыка, которая не была похожа на музыку, последовательность нот, сыгранных на незнакомом мне инструменте.

– Траки Уоллес.

Я не сразу открыл глаза. Это было необязательно. Я остался на месте, тяжело дыша, пытаясь не потерять почву под ногами, пытаясь понять, откуда доносится этот звук и что он может означать. Лишь когда на меня упала чья-то тень, я выпрямился.

Президент Бернхем выглядел даже хуже, чем в последний раз, когда я его видел, он напоминал ходячий струп и, очевидно, мучился от боли. И все же он выдавил из себя улыбку.

– Я думал, вы в реабилитационном центре, – сказал я, когда дюжина солдат удачи окружила меня, скрутила руки и сковала их наручниками.

Он покачал головой.

– Это старая уловка. Бывает полезна, когда тебе нужно ненадолго исчезнуть. Хотя я и правда нахожу побережье очень расслабляющим. Когда над нефтяным пятном садится солнце, весь океан выглядит так, будто объят пламенем.

Он развернулся и направился в сторону улицы, прочь от смрадной гнили моего лагеря, а один из его солдат толкнул меня в спину, чтобы я пошевеливался.

Все было кончено. Все было кончено. Но мне уже было все равно. Я даже не испугался. Они могли застрелить меня прямо здесь, и я бы не заметил. Туман рассеялся. Когда над Тихим океаном садилось солнце, сквозь смог плыли разноцветные слои облаков; кишечно-розовые, кроваво-красные – красота, которая напоминала открытую рану.

Что-то маленькое, темное и незнакомое в небе над нами накрыло тенью узкий кусочек проулка, прежде чем опуститься на сетку проводов, чтобы прихорошиться. Мне потребовалась доля мгновения, чтобы вспомнить, как это называется.

Птица.

Она запела и продолжала петь, пока мы медленно шествовали к военной базе. И я забыл, что иду умирать. Я стал трепетанием, сотканным из пения птиц. Я улетал за пределы этого мира на спине, увенчанной темными перьями. Я находился внутри нежного, открытого горла, которое при этом каким-то чудом умудрялось петь.

47

Появление быстрорастущих сельскохозяйственных культур в первой половине столетия, возможно, и спасло от голода двадцать, или около того, миллионов человек, но, черт возьми, остерегайтесь люцерны. Я видел, как она задушила человека, прежде чем тот успел завязать шнурки и убежать. А еще виноград. Я потерял своего доброго друга в Калифорнийском винограднике: лозы обвили его и сжимали, пока тот не лопнул. Я думаю, это расплата.