Рамсес Великий - [99]

Толстушка наклонилась и в ответ поцеловала его крупную, поросшую чёрными с проседью волосами руку.

— Я и мой муж сделаем всё, что в наших силах, для отпора египетскому нашествию! Мы положим, если это нужно будет, и наши жизни на алтарь общего дела, — проговорила Пудухепа, скромно опустив свои зоркие и очень хитрые глазки. — Но мы надеемся, что и вы, ваше величество, пойдёте нам навстречу и более благосклонно отнесётесь к нам, вашим верным подданным и ближайшим родственникам.

— Что ты имеешь в виду? — озадаченно поинтересовался царь.

— Я прошу вас, ваше величество, забыть старые обиды на нашу дочь Арианну и вновь принять её в дружную царскую семью, — взглянула ему прямо в глаза Пудухепа. — Она и так немало пострадала по вашей милости, — закончила она негромко, чтобы последнюю фразу услышал только царь.

Муваталли поморщился. Пудухепа явно напоминала ему одно из самых позорных дел его жизни, тот злополучный день, когда он изнасиловал юную принцессу.

— Ты опять за своё, — прошептал он, морщась, словно от зубной боли, — я тогда был совсем пьян. Сейчас об этом я очень сожалею! — Он помолчал. — Хорошо, я прощаю Арианну и разрешаю ей занять при нашем дворе подобающее её происхождению место, — проговорил он уже громко.

— Но, отец, как ты можешь подпускать эту змею к себе? Дать ей опять вползти в наш дом? Она специально задержала меня тогда в Кадеше, чтобы я не успел со своими войсками на подмогу в Финикию! — воскликнул наследник престола, экспансивный, как его папаша, кудрявый Урхи-Тешуб, вскакивая с места и бросая на пол серебряный кубок.

— Теперь уж ты замолчи, внучок, — рявкнула на него бабка. — Все хорошо знают, что эта зловредная девчонка Арианна, — отнюдь не подарочек! Но интересы общего дела требуют, чтобы мы сплотились вокруг трона и показали всему нашему народу, всем нашим вассалам, что царская семья едина в борьбе с врагом. Так что садись, внучок, и продолжай завтракать. И негоже здоровому обалдую сваливать свои ошибки на девок, пусть распутных и хитрых. Я уж сама присмотрю за этими двумя гадюками — мамашей и дочуркой, — последнюю фразу старуха пробурчала себе под нос.

Их услышал сидящий рядом Муваталли и понимающе улыбнулся своей железной мамаше. В это время вошёл слуга и доложил, что прибыл финикийский купец, Риб-адди.

— Что значит прибыл? — спросила ворчливо старуха. — Купец не посол, чтобы прибывать, его просто привели перед очи его величества.

— Так-то оно так, — почесал седой затылок старый слуга. — Но купец заявляет, что является родственником Ахирама, царя Сидона. Притом в подтверждение своих слов он передаёт вам, ваше величество, письмо от финикийского царя, — слуга поклонился и на серебряном подносе протянул своему повелителю пергаментный свиток с красной сидонской печатью.

Проворный царский секретарь, появившийся у стола словно из-под земли, взял свиток и, быстро размотав его, не спеша, явно наслаждаясь своей значительностью и умением велеречиво изъясняться, перевёл короткое послание. В нём Ахирам заверял царя хеттов, что хотя Сидон и подчиняется фараону, но готов поддерживать тесные торговые отношения с государством Хатти и со всеми его вассалами. В знак своих добрых намерений, он посылает со своим родственником, купцом Риб-адди, груз меди, которая сейчас так нужна для воинов великой страны, ожидая в ответ, что его родственнику Риб-адди будет дано право, как и в прежние времена, основать свою торговую контору в столице страны Хатти — Хаттусе и вести постоянную торговлю здесь от имени всего Сидона.

— Хитёр царь Сидона, — фыркнула старуха, выслушав послание Ахирама. — А как одет этот купец, что привёз послание? — практично спросила она слугу, доложившего о приходе финикийца.

— Богато, ваше величество. Купцы так обычно не одеваются. Да и ведёт он себя с большим достоинством, хотя довольно молод. А подарки его, сплошное золото, серебро да каменья драгоценные, — доверительно сообщил старый слуга.

— Прими его, сынок, в малом тронном зале, где послов принимаешь, — проговорила Цанитта, вставая, — сдаётся мне, что это не просто купец. Хитрая бестия Ахирам хочет ещё до начала нашей новой войны с египтянами заручиться твоей симпатией на случай, если мы победим этого выскочку Рамсеса и снова вернём себе всю Финикию. Умный ход, ничего не скажешь! А я пойду прилягу после завтрака, что-то мне нездоровится.

Величественная старуха кивнула всей семье, которая почтительно встала, и удалилась, тяжело и уверенно ступая по дубовым половицам пола.

— Отдыхать она пошла, как бы не так, — прошептал, наклонившись к уху своей жены худой и мрачный Хаттусилли. — Будет сейчас, старая грымза, через дыру в стене за троном подслушивать, о чём речь идёт в малом тронном зале. Мамаша не может, чтобы не сунуть свой кривой нос в чужие дела. Я уверен, она и нас подслушивает, даже когда мы в постели разговариваем здесь во дворце. Где-нибудь за ковром в нашей спальне точно уже дырку провертели.

Вслед за Цаниттой из столовой после завтрака разошлись и все остальные члены царской семьи.

5

«Кажется, Муваталли проглотил наживку!» — довольно думал Риб-адди, не спеша, с достоинством входя в малый тронный зал. Ещё в Египте, разрабатывая эту разведывательную операцию по проникновению в сердце хеттской империи, визирь Рамос вместе со своим молодым подчинённым много дней ломал голову, как найти верный способ, чтобы расположить царя Муваталли, вызвать его доверие и сделать Рибби своим человеком в Хаттусе. Наконец они решили использовать сидонского властителя Ахирама. Хетты отлично знали хитрый и коварный нрав финикийцев, никогда не хранивших все яйца в одной корзине и всегда лавирующих между сильными державами, чтобы самим иметь свободу рук для наживы, без которой не мыслили своё существование. Поэтому и письмо Ахирама, которое сидонский царь написал под диктовку египтян, и посланник — купец и царский родственник одновременно, были приняты Муваталли с большим пониманием и одобрением. Именно этого он и ждал от финикийцев. Ведь тайный союзник в стане врага увеличивал военный потенциал хеттов. Как хороший полководец царь страны Хатти отлично знал: насколько важно подорвать единство среди союзников и вассалов противника, особенно в год решительного столкновения с ним. Расчёт визиря Рамоса и его молодого подчинённого был верен: можно сказать, что они попали точно в центр мишени.