Рамсес Великий - [96]

Но вот наконец-то караван по извилистой дороге, больше напоминающей горную тропу, вышел на северные склоны одного из скалистых, густо заросших дубово-можжевеловым лесом кряжей. Здесь плато начинало свой спуск к далёкому ещё морю. Два потока, с рёвом текущие на север с гор по крутым, извилистым руслам, встречались у подножия обширного каменистого холма с круто-обрывистыми склонами. На его вершине расположилась сурового вида крепость с могучими серо-чёрными стенами, сложенными из огромных камней. Внутри и снаружи толпились многочисленные кубики плоскокрыших домов. В центре этого хаотичного каменистого скопления высилась мрачно-величавая чёрностенная цитадель, выстроенная хеттскими царями несколько столетий назад, правящими из этого горного орлиного гнезда обширной империей, простиравшейся от Балкан до Месопотамии с запада на восток и от гор Кавказа до Финикии на юге. Это была столица страны Хаттуса[78].

Уставший караван медленно вошёл в город через узкие ворота, над которыми были высечены львы, и вскоре остановился у расположенного неподалёку постоялого двора. Удивлённые горожане, одетые в пёстрые шерстяные туники, завёрнутые в чёрные или коричневые покрывала или плащи, все в бараньих или войлочных шапках, — день стоял морозный, — обступили приезжих. Хозяин двора, пузатый, суетливый, крючконосый коротышка в коричневой тунике, красных сафьяновых чувяках с лихо загнутыми носами и ярко вышитой валянной из овечьей шерсти кругловерхой шапочке на широкой, как тыква, коротко стриженной голове, выскочил прямо на улицу. Широко улыбаясь и гортанно покрикивая на мешавшихся под ногами городских ротозеев, он стал помогать погонщикам завести измождённых животных на широкий двор, обнесённый высокой стеной, сложенной из необработанных камней.

— Заходи, заходи, гостем будешь! — кричал он громко на всех языках, которые знал, и белая струя пара вылетала из его широкого, красногубого рта, искрясь в вечерних лучах бордового солнца, опускавшегося медленно за покрытые снегом верхушки гор на западе.

Мулы, ослы и люди, хрустя ледком по замёрзшим лужам и грудкам окаменевшей грязи, побрели на просторный двор. Двухнедельный переход по дикой, горной, северной стране вымотал всех окончательно. Риб-адди, с трудом сдерживая себя, чтобы не кинуться сломя голову в тёплое помещение, внимательно проследил, как развьючили животных, снесли товар в надёжный подвал и выставили охрану, затем проверил, как в стойла поставили мулов и ослов, засыпав им вдоволь зерна, а люди получили кров над головой и обильную трапезу. Только после всего этого он просто упал в большое, старое, кожано-деревянное, скрипучее, очень удобное кресло у ярко пылающего камина. Хозяин в большой глиняной кружке принёс подогретого вина, смешанного с мёдом. Ещё полмесяца назад Риб-адди и не мог представить себе, какое это огромное наслаждение — сидеть, вытянув ноги к огню, сбросив истёртые до дыр кожаные чувяки, и пить горячее, сладкое, благоухающее пряностями вино, наслаждаясь благодатными теплом и покоем. В камине перед ним хрустели и потрескивали в огне берёзовые полешки и можжевеловые ветви, испускающие горьковато-освежающий аромат. Хозяин вскоре принёс и поставил на длинный стол, тянувшийся от камина через весь зал, ароматное жареное мясо на длинных шампурах, свежие лепёшки, белоснежный овечий сыр, хранящийся в висящих тут же больших кожаных бурдюках, и, конечно же, массивные, красностенные, пузатые кувшины с пивом и виноградным вином. О чём ещё можно было мечтать после долгого пути под снегом и обжигающим ледяным ветром?

3

Рано утром хозяин постоялого двора бесцеремонно растолкал Рибби и на грубом хеттском наречии внутренних горных областей империи, который не очень хорошо понимал египтянин, учивший в Финикии литературный хеттский язык, объяснил, что его дожидаются в общем зале царские слуги. Встревоженный Риб-адди вышел. В круглом очаге в центре просторной комнаты горел никогда не затухающий огонь. Синеватый столб дыма уходил в квадратное окно, прорубленное прямо в крыше. В окно было видно синее холодное небо. Косые утренние солнечные лучи скупо проникали в центр залы. Над очагом на бронзовом треножнике высился вместительный закопчённый котёл, где варилась утренняя бобовая похлёбка. Ароматный запах разносился вокруг, будя приезжих купцов и погонщиков, спавших на звериных шкурах прямо на обмазанном глиной полу. Рядом стояла низенькая грузная женщина в коричневой тунике и чёрном платке, из-под которого выбивались курчавые жёсткие чёрные волосы, в ушах блестели массивные медные кольца. Женщина своими сильными, голыми по локоть и волосатыми, как у мужчины, руками рубила на деревянном чурбаке небольшим топориком только что освежёванную небольшую тушку ягнёнка и бросала в кипящую с серо-белым наваром воду сочащиеся кровью куски мяса с нежными розовыми костями.

Рядом стояли в длиннополых чёрных шерстяных одеяниях два хеттских воина, очень похожие на баранов. На их плохо выбритых смуглых физиономиях играли широкие тупо-скабрёзные улыбки. Оба что-то говорили поварихе густыми, гортанными голосами, похоже не совсем приличное. Женщина в ответ прыскала со смеху и грозила охальникам бронзовым топориком, с которого капали крупные капли крови. Зубы воинов, их крупные влажные глаза и серебряные украшения на бараньих шапках задорно поблескивали в неровном свете пламени.