Раковина Девы - [11]

Земфирой одни. Кондиционер работал, в помещении класс!

Она уронила веер, я подбежал подобрать его, неожиданно для себя(!) схватил ее на руки, уложил на кожаный диван, занес руки ей под юбку, резко снял кружевные трусики, грубо вошел в нее. Она ойкнула, я стал ее долбить.

Пот лил с меня дождем, она шептала:

– Мммм не останавливайся, не останавливайсссс…

Широко открытые ее глаза, не мигая, смотрели на меня, зубы стучали в ужасе, гусиная кожа, она сжимала мою ладошку, визжала и визжала. У нее был шок.

Но и я был в шоке от ее последующего действия.

Как по заказу она взглянула на часы, выпорхнула от меня, подбежала к телевизору, включила его.

На экране был ее свекор, генерал в лампасах, рядом стоял президент, члены правительства, они обсуждали военный проект.

Я переводил глаза на нее, она жадно смотрела на своего свекра, подобие улыбки пробежало по ее губкам.

Неожиданно она достала из сумочки диктофон, покрутила взад – вперед кассету, остановила, положила на стол. Послышались стихи.

"

Дул ветер, и сгущалась темнота,

за окнами гудела пустота,

я вынул из-за форточки вино,

снег бился в ослепленное окно

и издавал какой-то легкий звон,

вдруг зазвонил в прихожей телефон.

И тотчас же, расталкивая тьму,

я бросился стремительно к нему,

забыв, что я кого-то отпустил,

забыв, что кто-то в комнате гостил,

что кто-то за спиной моей вздыхал.

Я трубку снял и тут же услыхал:

– Не будет больше праздников для вас

не будет собутыльников и ваз

не будет вам на родине жилья

не будет поцелуев и белья

не будет именинных пирогов

не будет вам житья от дураков

не будет вам поллюции во сны

не будет вам ни лета ни весны

не будет вам ни хлеба ни питья

не будет вам на родине житья

не будет вам ладони на виски

не будет очищающей тоски

не будет больше дерева из глаз

не будет одиночества для вас

не будет вам страдания и зла

не будет сострадания тепла

не будет вам ни счастья ни беды

не будет вам ни хлеба ни воды

не будет вам рыдания и слез

не будет вам ни памяти ни грез

не будет вам надежного письма

не будет больше прежнего ума.

Со временем утонете во тьме.

Ослепнете. Умрете вы в тюрьме.

Былое оборотится спиной,

подернется реальность пеленой. –

Я трубку опустил на телефон,

но говорил, разъединенный, он.

Я галстук завязал и вышел вон.

Я, штору отстранив, взглянул в окно:

кружился снег, но не было темно,

кружился над сугробами фонарь,

нетронутый маячил календарь,

маячил вдалеке безглавый Спас,

часы внизу показывали час.

Горела лампа в розовом углу,

и стулья отступали в полумглу,

передо мною мой двойник темнел,

он одевался, голову склоня.

Я поднял взгляд и вдруг остолбенел:

все четверо смотрели на меня…

Я опомнился от ее смеха, Земфира смеялась, показывая свои кривые зубы. Смех ее был странен.

– Я люблю искусство, люблю поэзию, понял, нет? – кричит она на меня. – Ненавижу я военных, не люблю я воевать!

Я приставил палец к губам, дал знать ей, чтоб не орала так.

Земфира же уже работала: расстелила на столике перед собой ровную бумагу, насыпала на нее кокаин, изготовила тонкую дорожку, стала резко делать понюшку, втягивать в ноздри, короче, принимать наркотики.

– Я не люблю военных, ха-ха-ха…, – кричит она.

Одно я знаю лишь наверняка: свет полон горошин, которые издеваются над бобами.

Так что, место Земфиры у параши искусства, ее место у всех параш.

18. Светлана

Она была супругой директора ресторана.

Директора ресторана! Его звали Толик. Ее насильно выдали за него.

Со слов Светланы, Толик ее любил до одури, хоть и был добрым и верным, хоть и баловал ее подарками, в особенности замысловатыми эротическими нарядами, супермодными брючками, зазывал ее принимать вместе душ…но он был неприлично скучный человек.

Толик был мордастый такой толстосум, с длинным большущим носом, в добротном костюме, тащил все домой, а жена его со мной прохлаждалась. Жалко таких! Он мысленно с женой, а жена идет налево.

Светлана сначала мне показалась интересной женщиной, густая волна каштановых волос, розоватое личико, хрупкая худышка, приятные глаза, ласковая улыбка, мечтательные вздохи, высокие каблуки… Напоминала советскую женщину восьмидесятых годов.

После общения стали выявляться ее безобразные припадки, истеричные крики. Меня это раздражало.

Вкусы меняются столь же часто, сколь редко меняются склонности.

Часто мы проводили встречи на квартире моего друга. Полутемная комната, пахло свежей краской, кислой капустой, но что – то там было, чего словами не сказать. Не расставались допоздна.

У нее вошло в привычку, как мы оставались одни, она тут же кидалась на диван, подол юбки высоко задрался, оголив ее атласную кожу над ободком ажурных чулков и треугольник нежно – голубых трусиков, доставала свой сотовый телефон "Nokia", недвусмысленно трясла перед собой своим тонким пальцем, орала в телефон:

– Я сказала терпи! Терпи! Мало осталось уже!

Вначале я спросил было, что это значит: "терпи"?

– Свет, а что вообще происходит? Проблемы? – поинтересовался у нее.

Но понял, она не хочет говорить на эту тему. Еще лучше.

У нее очень быстро появлялись признаки возбуждения, особенно глядя на мою волосатую грудь. Когда я прикасался к ее грудям, она вообще теряла голову, находилась на вершине блаженства.