Раки-отшельники - [20]

Руки она запомнила лучше всего. Широкие, морщинистые, сильные. Руки. И запах, когда он обнял ее на прощание, проговорив не один час о собаках, едва касаясь личных вопросов — достаточно только, чтобы понять, что он живет один на даче, да и она тоже одинока и свободна. Наверное, он приложил много сил, чтобы раздобыть ее телефон, — подумала она, но потом вспомнила, что он спросил ее фамилию. Значит, с самого начала собирался ей звонить.

Однако она ничего о нем не знала, кроме того, что сказал Сигурд — такие люди безбашенные.

Пока и этого довольно.

…

Как он этого не хотел… Он надел чистую рубашку, вязаную кофту надевать не стал, она была грязной спереди. Потом сел на кухне ждать. Она собиралась приехать в час. Отец сидел в гостиной и читал эти бесконечные свои книги о войне, держа лупу в дрожащих руках над каждой фотографией.

Тур постукивал пальцами по пластиковому столу под серый мрамор и вытягивал шею, заглядывая за нейлоновую занавеску на окне, хотя прекрасно знал, что заранее услышит подъезжающую машину. Погода стояла ясная, приглушенный январский свет, нелепое низкое солнце, от которого никакого толку. Снег после оттепели затвердел и блестел. Нет, он этого очень не хотел. Пойти бы в свинарник, переждать все это дело, но ведь надо ее встретить.

Уж от Маргидо никак нельзя было ожидать таких гнусных проделок. Что он потребует от Тура согласиться на домработницу ради Турюнн. Придется им здесь мириться с тем, что посторонний человек будет шататься по дому ради Турюнн. При том, что сама она живет где-то в своем Осло!

— Черт! — сказал он и хлопнул рукой по столу. Отец заерзал на стуле.

— Она приехала? — спросил он.

— Нет.

— А-а.

— Кажется, ты доволен. И расстроен, что ее еще нет?

— Да нет.

— Тут не до веселья, скажу я тебе! — взъелся Тур. — Так что помалкивай! Наговорился уже!

В гостиной повисла тишина. Тур встал и подошел к дверям рассмотреть сгорбленную фигуру в кресле, лупу, взлохмаченные пряди жирных седых волос вокруг блестящей лысины.

— Мог бы сперва мне сказать, — продолжал он. — И избавить меня от разговоров с Маргидо о том, что ты хочешь в дом престарелых.

— Я сказал Турюнн. Это уже она…

— Турюнн, конечно, тебе поможет, сидя в своем Осло, как же! К тому же ты здоров! Просто стар. А это не одно и то же.

— Я не принимаю душ, — прошептал отец.

— Не принимаешь душ? Вот уж отличный повод отправиться в дом престарелых! И домработница эта — из-за твоих жалоб. Ты во всем виноват! Мы бы прекрасно справились, без всей этой ерунды!

Он сунул руки в карманы и вернулся на кухню. Глубоко вздохнул и уставился на пустую кормушку, потом снова подошел к двери.

— Нет, ты не виноват. Просто мне плохо от одной мысли, что тут раз в неделю будет шастать посторонний человек! Хватило бы и раз в месяц.

Отец кивнул, но Тур знал, что каждый его кивок был враньем, отец радовался гостям, на Рождество, когда дом был полон народу, он просто расцвел. Он выпивал, рассказывал о войне, краснел от волнения, очень на него непохоже. И не смог удержать при себе правду, от которой их надо было уберечь.

Тут он услышал машину, выглянул на улицу. Точно такая же, как взятая напрокат в аэропорту датчанином, только белая. И с какой-то надписью на двери.

— Господи! — сказал он.

— Что такое? — испугался отец.

— Девчонка, совсем зеленая. Как можно таких посылать!

Он представлял себе хваткую пожилую женщину. Она выгрузила вещи из багажника — ведерко, швабру и белые, до отказа забитые пакеты. Темные волосы, короткая стрижка, джинсы, красная кожаная куртка. Он разглядывал ее, пока она, нагруженная, шла к крыльцу. Она уже практически стояла на пороге, и только тогда он вышел в прихожую открыть дверь.

— Привет! А вот и я! У меня тут куплено всякого, поскольку я в первый раз. Я это все оставлю здесь. Раз вам нужна моя помощь, полагаю, вы не будете этим пользоваться в мое отсутствие.

Она громко, неестественно захохотала. В одном ухе у нее было несколько маленьких серебряных колечек. Она оттеснила его и прошла прямо на кухню, будто всю жизнь прожила в доме. Пакеты она сгрузила на пол и протянула ему руку.

— Камилла Эриксен меня зовут.

— Тур Несхов.

— Вы разве не вдвоем?

— Он сидит в гостиной.

Она устремилась туда, протянула руку отцу, который собирался встать.

— Да сидите! Я — Камилла Эриксен. Ваша единственная обязанность, когда я прихожу, будет поднимать ноги, пока я пылесошу под вашим креслом!

— Турмуд Несхов, — с улыбкой ответил отец. По счастью, обе челюсти были на месте.

— Тур и Турмуд. Забавно. Хотя, наверное, у крестьян принято называть младших в честь старших. А цветы эти умерли.

Она показала на подоконник.

— Пусть стоят, — сказал Тур.

— Стоят вот так? Может, купить новые? А эти выбросим.

— Нет. Пусть стоят.

— Как хотите. Кстати, насчет пылесоса, мне надо проверить, как он работает. Если он сломан, придется привезти еще и пылесос.

— Стоит в прихожей, — сказал Тур. — Под лестницей.

Она стремглав кинулась обратно в прихожую.

— Надо проверить мощность, — крикнула она. — Где розетка?

— За одеждой.

— Фу! Как от нее воняет!

— Хотите кофе? — спросил он, надеясь, что это умерит ее пыл.

— Ну да, у вас же свинарник. Я забыла. Да, спасибо, выпью чашечку. А можно здесь курить?