Раки-отшельники - [15]

Он взглянул на свои руки, они лежали на скатерти и, казалось, принадлежали кому-то другому. Еще он обнаружил, что пролил красное вино и соус, он поковырял пятно, втирая его в скатерть. Язык и губы отяжелели; он потрогал губы, но с ними все было в порядке, а тело охватил жар, особенно лоб, шею и лодыжки. Неужели он напился? Впервые в жизни. Он с ранней юности состоял в разных христианских объединениях и никогда не экспериментировал ни с алкоголем, ни с чем-либо другим. Что это за музыку она поставила? Ах да, он ее узнал, Гленн Миллер «In The Mood». Боже всемогущий, надо бы как-то двигаться домой.

Он снова поднялся, держась за край стола. И тут она появилась с кофе, десертными тарелками и коньяком.

— Я думаю, я…

— Сидите, Маргидо. У меня все под контролем, вам не надо ничего делать! Сейчас мы выпьем кофе, а потом перейдем в гостиную с шампанским. Стоило ей повернуться спиной, как он взглянул на часы. Было почти десять. Как незаметно пролетело время! Он много рассказывал о работе, она, казалось, слушала с неподдельным интересом и несколько раз подавала еду. И все равно время пролетело так незаметно. «Может быть, люди спиваются, потому что хотят ускорить время», — подумал он, и вдруг почувствовал, как все тело слабеет. Он в ловушке, из которой не вырваться, да и не хочется вырываться. Внезапно он понял, что сил бороться уже не осталось.

— Обед был восхитительным, — сказал он, прислушиваясь к собственному голосу. Он что, гнусавит?

Коньяк его отрезвил. Он тут же почувствовал, как в голове прояснилось. Удивленный, он выпил еще глоток и запил его кофе. И теперь снова был самим собой. «Поразительно, — подумал он, — я трезвею от алкоголя». Теперь она принялась рассказывать о себе, а он с благодарностью и вниманием слушал. Но тут же забывал, что она говорила, и переспрашивал. Это даже доставляло ему своего рода удовольствие, и он посмеивался над собой.

— Кажется, у меня отказала кратковременная память, — сказал он. Она просияла в ответ, тени от свечей превращали ее в кошку. И вовсе она не старомодная и не пожилая, платье было с большим декольте, приоткрывавшим складку между грудями.

— А теперь пойдем в гостиную, — сказала она.

Уже? Он медленно и осторожно встал.

— Я так наелся, — сказал он, — что еле двигаюсь.

На журнальном столике стояли плошки с орешками и чипсами и красная корзинка мандаринов. Она зажгла свечи, высокие, белые, потом зажгла камин, где все было заранее подготовлено. Села рядом с ним на диван и протянула бутылку шампанского. Бокалы стояли на столе, высокие и узкие.

— Открывайте, на правах мужчины.

В возрасте пятидесяти двух лет ему впервые пришлось открывать шампанское. Холод бутылки обжег жаркие ладони. По счастью, он много смотрел телевизор. Он снял фольгу и начал раскручивать проволоку, как много раз видел по телевизору. Потом осторожно пошевелил пробку. Она вылетела с грохотом, отскочила и упала на пол в противоположном углу комнаты.

— Боже! — воскликнула вдова и захохотала, потом добавила: — Ой, простите, я не хотела…

Но смеяться не перестала, он тоже засмеялся, подставляя бокалы под поток белой пены, выливавшейся из бутылки. У него перехватило дыхание. Шампанское пролилось на стол и на ковер.

— Ай! Ничего страшного, сегодня же Новый год! Как же без небольшого безобразия?

Торопясь отхлебнуть из бокалов, они встретились глазами. Взгляд ее был возбужденный, блестящий, словно смеялись даже глазные яблоки. Он перебирал пальцами ног в нарядных туфлях, подумал, что надо взять собраться с силами и больше не пить, но мысль эта тут же улетучилась, и он снова засмеялся, как-то безумно, как ему показалось, но даже это не играло уже никакой роли.

— Кажется, ты пролил немного себе на брюки, — сказала она и рассеянно затеребила пальцами пятно. И тут он опомнился. Что это с ним? Он осторожно отставил бокал на столик, но лучше бы он этого не делал, потому что она сделала то же самое, и внезапно у него оказались свободными обе руки, которые он не знал куда деть, и у нее тоже, только она-то знала куда их деть, она обняла его за шею и заглянула ему в лицо.

— Маргидо, — прошептала она.

— Да.

— Чего ты так боишься?

— Я не боюсь, я просто не совсем понимаю, что мне надо…

— Надо что?

— Что делать, — закончил он.

— Со мной? — Она приоткрыла рот. — Например, поцеловать.

Он прижался губами к ее губам, почувствовал кончик ее языка у себя во рту, пульс в ушах напоминал водопад, все загудело и зашумело, музыка пропала, казалось, он вот-вот оглохнет. Она отвернула лицо и села поближе, медленно, очень серьезно, улыбка ушла.

— Маргидо, — прошептала она.

— Да.

— Можешь не отвечать. Мне просто нравится произносить твое имя.

Она положила руку ему на ширинку, он не двигался. Хотел снова схватиться за бокал, но подумал, что не сможет его поднять.

— Ты здесь, — прошептала она.

Он понял, что она имела в виду, его трясло, он не мог сдвинуться с места, живым он отсюда не уйдет, впрочем, ему уже было все равно, ее рука казалась шелковой, несмотря на несколько слоев одежды — трусы и брюки. Он развел колени, не мог их больше удерживать вместе, и бессильно откинулся на спинку дивана, готовый вот-вот потерять сознание, кажется, сердце сейчас остановится. Он все еще был оглушен и не слышал музыки, ощущения в бедрах наполняли все тело. Ее платье было из бархата, казалось, он касается мокрого пушного зверька, чего он никогда в жизни не делал, но был уверен, что именно так дотрагиваешься до мокрой выдры. Он закрыл глаза и медленно весь наполнился благоговением, вот как оно, значит, бывает. Он открыл глаза, она сидела у него на коленях, декольте расширилось, совсем пропало, осталась только грудь. Сосок на одной груди напоминал изюм, если сжать его между губами, чуть-чуть соленый.