Ракеты. Жизнь. Судьба - [14]

И я вступил в ряды КПСС, причем, в момент защиты мне еще не исполнилось 28 лет, когда по нормам, принятым в СССР для интеллигенции, человек мог пытаться перейти из рядов ВЛКСМ (по возрасту) в кандидаты в члены КПСС. Именно в таком ранге кандидата я и защищался. Не уверен сейчас, что поступил принципиально, но мне было не до жира. Защита прошла успешно, и в 1963 г. я получил диплом кандидата наук.

Теперь о моей работе в это время. Так как после начала удачных полетов 8К64 в нас поверили как в разработчиков, нам, не дожидаясь завершения ЛКИ этой ракеты, немедленно поручили создание еще двух систем управления, на этот раз не для МБР, а для ракет–носителей сравнительно небольших ИСЗ (такой тогда была аббревиатура — искусственные спутники Земли). Обе ракеты-носителя делались по одной и той же идее, но системы управления были абсолютно различными.

Были взяты две уже принятые на вооружение ракеты большой (но не межконтинентальной) дальности, и на них установлены вторые ступени, с совершенно новыми СУ нашей разработки, которые управляли полетом и первой и второй ступеней с тем, чтобы выводить аппараты на орбиты искусственных спутников Земли. Обе работы были успешно выполнены кооперацией организаций во главе с ОКБ-586, причем если первая, переделанная из боевой 8К63 (другие названия «Космос», 11К63, американское — SL-7) была почти целиком завершена в Днепропетровске и только потом передана для изготовления в Омск, то более мощная — вторая, переделанная из 8К65 («Космос», 11К65, SL-8) была передана для завершения разработки в Красноярск (теперь это ОКБ им. М. Ф. Решетнева). Именно красноярское ОКБ прикладной механики являлось затем в СССР главным разработчиком спутников связи и телевидения (включая известную всем «Молнию»). 11К65 явилась единственной ракетной разработкой красноярского ОКБ, потом они делали только космические аппараты для связи и телевидения.

На носителях 11К63 и 11К65 были запущены сотни советских спутников серии «Космос». Название было призвано замаскировать истинное назначение космических аппаратов, основным заказчиком которых было Минобороны, хотя среди них попадались и научные, и гражданские.

И, наконец, мои кадровые перемещения. Мой бессменный начальник Анатолий Иванович Гудименко, с которым мы дружили семьями, получил новое большое назначение, став Главным инженером всего ОКБ-692, а меня назначили в 1964 г. на его место начальником 31-го отдела. Начальником теперь уже лаборатории стал мой бессменный коллега и зам. Виктор Николаевич Романенко, впоследствии доктор физико–математических (единственный у нас на фирме) наук.

В том же 1964 г. Д. Ф. Клим вернулся в подмосковное Болшево, где рядом с Калининградом размещался НИИ-4 Минобороны, и возник вопрос о начальнике теоротделения.

Придется отойти несколько назад. Практически все время ЛКИ 8К64, которое Сергеев проводил на полигоне, он брал меня с собой, мы тесно сработались, и полагаю, ему это понравилось. Тем более что именно система стабилизации была наиболее сложной и главной в том, что мы сделали для 8К64. После отъезда Клима все считали (и я в том числе), что на его место назначат А. С. Гончара, такого же начальника отдела в теоркомплексе, как и я, обладавшего передо мной неоспоримым «национальным» преимуществом. Он был из кубанских казаков. Но совершенно неожиданно Сергеев захотел, чтобы назначили меня. Ему пришлось преодолеть «звериное» сопротивления службы кадров, а также несогласие отдела оборонной промышленности харьковского обкома партии, но поскольку речь шла о должности, не входящей в «номенклатуру» министерства, Сергееву удалось настоять на своем и приказом он назначил меня начальником теоркомплекса, т.е. главным теоретиком всей фирмы. Это — полностью его заслуга. При этом и я, и особенно моя жена резко возражали (совершенно открыто) против этого назначения, справедливо полагая, что я еще меньше времени буду бывать дома, но, конечно, наших возражений никто во внимание не принял.

Итак, 1964-й год. Мне 30 лет, я работаю уже 8 лет и вырос от рядового инженера до начальника теоркомплекса, стал кандидатом наук, у меня прекрасная семья и убогая, но изолированная квартира.

Вмешательство партии в конкретные вопросы развития ракетно-космической техники

Партийные вожди (кроме Сталина, который был «корифей всех наук» и вмешивался во все, включая вопросы развития языкознания) не занимались конкретными делами ракетно-космической техники. Все они были крайними милитаристами, все хотели побольше МБР и помощнее, чтобы, если не напасть на США ракетами (так как в ответном термоядерном ударе СССР был бы точно уничтожен, это они хорошо понимали), то, по крайней мере, угрожать. В этом смысле был достигнут ракетно-ядерный паритет, так что в результате глобального конфликта (кто бы его ни начал) погибли бы не только эти две страны, но была бы уничтожена жизнь на Земле. Какие конкретно МБР разрабатывать их не интересовало, да и интеллекта (если прочесть биографии членов Политбюро и названия ВУЗов, которые они закончили) не доставало, для этого были советники из Минобороны и научно-исследовательских институтов промышленных министерств. В нашем Минобщемаше целям консультирования ЦК служил НИИ-88, от которого в свое время отделилось ОКБ-1 С. П. Королева, уехал в Днепропетровск М. К. Янгель и пр.