Ракетный гром - [44]

Он даже не заметил, как открылась дверь, и в кабинет вошел Рыбалко, чуть прихрамывая на правую ногу. Когда тот заговорил о поездке в горвоенкомат, Бородин не сразу его понял, схватил старшину, начал тискать своими огромными и крепкими руками. У Максима аж потемнело в глазах, и он пытался вырваться, но Бородин держал его цепко, таская по кабинету и шепча: «Ах, старина, старина, что-то ты ослабел. — И вдруг, освободив Рыбалко, воскликнул: — Хочешь поехать на юг, в санаторий? Путевку достану, вместе с женой!»

Рыбалко поднял с пола упавшую с головы фуражку, опасливо поглядывая на Бородина, подвинулся к выходу. «Неужели свихнулся? Ведь днюет и ночует в части!» — промелькнула у Рыбалко тревожная мысль.

— Самим вам надо в санаторий, товарищ подполковник.

— Мне? Что ты, Максим! Сейчас я могу сто лет без отпуска служить. A-а, давай я тебя еще помну...

— Нет, нет, — поспешил Рыбалко и показал на ногу: — Болит...

— Что с ней?

— Осколок наружу просится...

— Надо в госпиталь лечь. Я сейчас позвоню...

— Потом, товарищ подполковник... А вообще-то, Степан Павлович, мне пора штык в землю — и на отдых. Двадцать шесть лет грохнуло, как я среди пушек и теперь вот — ракет. — Он вынашивал эту мысль давно («и годы не те, и знания не те, чтобы состязаться с молодежью»), но ни с кем не делился ею и сейчас в душе ругнул себя за те слова, что сорвались. «С замполитом творится что-то непонятное, глаза горят, как у малярика, конечно, переутомился... А я со своей хворобой».

Бородин подержал в руке телефонную трубку, потом легонько опустил ее на рычаг.

— Ладно, потом зайдешь ко мне. Поезжай в горвоенкомат, там ожидает тебя Громов, пополнение нам дают. Поезжай. Нет, погоди одну минутку. — Бородин взял его за руку, подвел к окошку/— Посмотри на меня, — сказал он, вскидывая голову. — Каков красавец! Ты на виски не смотри, я знаю, что их тронул иней. В глаза гляди... Ну? Что-нибудь заметил?

— Горят. Может, к врачу вам сходить?

Бородин расхохотался азартно, по-детски.

— Сын у меня родился, Елена скоро приезжает, а ты меня к врачу посылаешь!

— Неужели?! — заулыбался Максим. — Вот в чем дело. Разрешите поздравить? А я-то думал, заболел наш замполит. Признаться, струхнул немного... Так вы меня придавили, что до сих пор боль чувствуется в плечах. Теперь понятно. Дело знакомое, нечто подобное со мной тоже бывало.

— А ну, ну, расскажи, — заинтересовался Бородин. — расскажи, расскажи, старина.

— Я хотел сына, не знаю почему, девчонок с малолетства не терплю. Дело было в Белой Церкви. Легла Устиша в роддом. Теща моя сразу стала на боевую вахту, как солдат: ни шагу от родильного дома. Ее и прогоняли: «Иди ты, бабка, отсюда, не волнуйся, наша фирма работает без брака». Но разве тещу можно убедить, разве ее успокоишь, когда речь идет о внуке или внучке! Под окнами спала, но дождалась. Приезжает домой рано-рано, я еще спал, трясет за плечо: «Слышишь, артиллерист, проснись, пушкарь, с дочкой тебя, зятек». — «Как, говорю, почему с дочкой?» — «Да так, с дочкой, и все... Беги, говорит, в этот дом, там в вестибюле столбик имеется, на нем — списочек новорожденных. В списочке и значится: «У. А. Рыбалко — девочка, пять кило весом».

Конечно, побежал, — продолжал Рыбалко, поглядывая на Бородина, скрестившего на груди руки. — Выскочил за ворота военного городка, а тут полковник Водолазов на машине. Его шофер сержант Микола был моим дружком. «Вы куда?» — спрашивает командир. «В родильный дом, на дочку посмотреть». Водолазов говорит: «Микола, свези туда и обратно. Такое происшествие не у каждого бывает» .

Летим на самой высокой скорости. У Миколы имелся сынишка, два годика пузырю в ту пору было. И Микола мне говорит: «Это хорошо, что дочь, может, — еще и породнимся. Славка у меня мужик — во, серьезный»: А у меня на душе кошки скребут: девочка! Микола свое: «Сватьями будем, Максим».

Подъезжаем к этому дому, выходим из машины. Микола называет меня уже сватом, говорит: «Сват Максим, я с тобой». Заходим в вестибюль, народу — не пробьешься, побольше, чем у касс стадиона. Лег я на брюхо и между ног прополз, добрался до столбика. Действительно, висят списки. Шарю глазами, ищу свою Устишку. Читаю и не верю своим глазам: мальчик! Мальчик, и пять кило весом. Обращаюсь к одному гражданину: «Это как понимать? Что здесь написано?» Он читает: «Мальчик, вы что, неграмотный?»

От радости дух перехватило, хочу позвать Миколу и не могу слова сказать. Потом как закричу: «Микола! Я тебе не сват! Мальчик!»

Микола услышал, открыл с улицы окошко и спрашивает: «Так что ж, Максим, у тебя появилось, какое дите?» — «Мальчик, говорю, мальчик. Перепутала теща, не спавши ночь...» Во как бывает, Степан Павлович. Дело знакомое. Разрешите ехать в город?

Бородин хохоча толкнул Рыбалко в спину:

— Ха-ха-ха, поезжай, поезжай, ха-ха-ха...

Он положил Еленино письмо в карман, хотел было приняться за работу, но не мог: его душил смех. «Наверное, и со мной могло так случиться». Он отодвинул книгу.

Ожидание скорой встречи с женой, Павликом и тем, которого он еще не знает, но которого сильнее всех ждет, вновь охватило его. Он попытался представить родившегося сына, и опять в его воображении возник розовенький шевелящийся комочек. «На кого он похож? На Елену или на меня? — Он подошел к полочке-вешалке, посмотрелся в зеркало. — Так себе, нечто среднее между калмыком и донским казаком. Пусть будет похож на Елену». Теперь он думал только о жене. Вспомнил вокзал. Собственно, он не хотел ее отпускать к матери, а она не знала этого. Признался только в купе, когда до отхода поезда оставалось пять минут и проводник уже торопил провожающих. «Это верно, Степа?» — спросила она. Он наклонился, прижался своим крепким лбом к ее нежному, без единой морщинки лбу, прошептал: «Видит бог... Мне трудно без тебя. Я так хочу, чтобы ты была всегда рядом».