Ракетный гром - [40]

Вдруг из ворот на приличной скорости выскочила ракетная установка и помчалась по тренировочному маршруту. В кабине сидел Цыганок. Я помахал Косте, он сделал знак рукой: велел подождать его. На обратном пути он, открыв дверцу, сказал: «Садись, смотри, как мы тревожимся. Учись, Витяга».

Под навесом стояли подполковник Громов и майор Савчук. Они наблюдали, как солдаты зачехляли ракетную установку. Я помогал Цыганку, он хвалил меня за расторопность и все приговаривал: «У нас, брат, так: попотеешь — считай, ты солдат».

Громов посмотрел на часы, сказал:

— Молодцы, торопитесь не спеша, отбой!

Узлов построил взвод. И уже хотел было вести его к навесу, как вдруг заметил меня. Он подал команду «вольно», подошел ко мне.

— Рядовой Гросулов? Вы как сюда попали? Кто пропустил в парк?

Цыганок повел в сторону виноватыми глазами. Потом вскинул голову, сказал:

— Мы его в кабине провезли. Пусть ума набирается. Он мечтает перейти в наш взвод, — нашелся Цыганок, хотя об этом я никому не говорил.

Вход в ракетный парк только по специальному расписанию и разрешению. Узлова аж всего передернуло:

— Ефрейтор Цыганок, делаю вам замечание... Смирно! На-право!

— Садитесь, товарищи, — сказал Громов, когда взвод оказался под навесом.

Подполковник подошел к бачку, наполнил кружку водой, выпил не отрываясь.

— Устали? — сказал он, возвращаясь к столу.

Цыганок взглянул на Волошина, Волошин — на сержанта... и промолчали. Командир, видно, понял, что солдаты устали, потому что сам он тоже устал.

— Говорят: суббота — не работа. — Подполковник улыбнулся белозубым ртом, заулыбались и солдаты. — Нам приходится работать, да еще, как говорится, на полную катушку. Сейчас там, на западе нашей страны, поют первые петухи... Поют! Может, оттого они и поют, что мы тут у ракетных установок тревожимся. — сказал подполковник негромко, как бы про себя. Но его услышали и поняли: я это определил по взглядам солдат, по тому, как они, когда он умолк на минуту, начали перешептываться, а Цыганок дохнул мне на ухо: «Соображаешь, когда петухи поют? Когда у нас мокро под мышками».

Командир части объявил благодарность взводу и в это время заметил меня. Цыганок хотел загородить спиной, но я сам поднялся.

— Вы как попали сюда? — спросил Громов и почему-то посмотрел на Савчука.

— Зайцем, — ответил я. — Когда взвод входил в парк, незаметно пристроился...

— Для чего? — затревожился Громов. Он хотел было позвать дежурного по парку и сделать ему внушение за ротозейство. Но тут поднялся лейтенант Узлов.

— Товарищ подполкновник, виноват ефрейтор Цыганок. Разрешите доложить?

— Товарищ подполковник, выслушайте меня, — твердо сказал я.

— Говорите, рядовой Гросулов.

Что я мог сказать? Мне не хотелось, чтобы наказывали Цыганка, не хотелось потому, что Костя, я в этом убежден, искренне старается помочь мне. Иногда у него это получается не так, как надо бы. И все же он старается.

— Я был в солдатском кафе, на баяне играл... Пальцы по клавишам ходят, а мысли мои о тройке. Все знают, что я троешник. А соревнуюсь я с кем? С самим ефрейтором Цыганком. Дай, думаю, посмотрю, как он колдует у приборов. Вот и пришел. Конечно, Цыганок провез в кабине. Но я был к этому готов, он лишь отгадал мое желание...

Командир, видимо, поверил мне. Он обратился к Савчуку:

— Слышал? Случай-то необыкновенный. Вроде и наказывать-то не за что. Ну хорошо, мы разберемся... Лейтенант Узлов, —взвод в вашем распоряжении.

— Струхнул? — спросил Цыганок, когда я остался с ним вдвоем. — Играл бы себе на баяне, мило и хорошо. Сочинитель, потянуло его посмотреть. Придумал?

— Правду сказал.

— Поверил я тебе! Выгораживал меня, вот и сочинил.

— Нет. — возразил я и вспомнил отца: — Если узнает, попадет и мне и другим.

— Если! — возразил Цыганок. — Ты думаешь, он не узнает? Узнает. У генералов нюх на чепе обостренный, они на расстоянии чувствуют компот. Приедет, поведет носом и сразу пальчиком поманит: подойди, субчик, ты чего же здесь колбасишь, воинский порядок нарушаешь! Уставы читал? Читал! Получай двойную порцию! Обязательно двойную. А как же, читал и нарушил. В этом случае лучше говорить — не читал. С необразованных да незнаек спрос полегче. Они, эти незнайки, как божьи сироты, сострадание вызывают...

— Отец таких «тузиками» называет.

— И своего сына?

— Для него я сейчас не сын — солдат.

— И ты так считаешь?

— Так. Он сам по себе, а я сам по себе. Защиты у него не ищу...

— Ну! Первый раз вижу такого, — сказал Цыганок и, помолчав, весело заговорил: — Полюбил я разнесчастную командирскую жизнь. Улавливаешь? Нет. Слушай: осенью подаю заявление в училище. Через два года я — лейтенант. Обязательно попаду в свою часть. Вот тогда-то я тебя научу, как сочетать игру на баяне с отличной службой. — Цыганок засмеялся. Подошедший рядовой Волошин подтвердил:

— Костя такой: в одни двери войдет ефрейтором, в другие выйдет лейтенантом.

— Мне не до шуток, ребята, — обиделся я.

— Кто шутит? — закипятился Цыганок. — Ты сам разве пошутил? Сам пошел в парк. Это на первом году службы! А что будет через год, два! Или ты это делаешь, чтобы генералу-папаше понравиться? Отцовского ремня боишься? Тогда отстань, не ходи в нашем строю... Папа строгий. Па-а-па!.. Настоящий солдат солдату худого слова не скажет. И папа твой такой же солдат, как и все люди в погонах. Пошли в свой домик, ты сыграешь, а Пашка споет «Не брани меня, родная, что я так его люблю».