Радужный город - [9]

Темнота за окнами подъехавшего такси, тепло и бубнеж радио вогнали меня в дрему вязкую и отвратительную. Ее хотелось сбросить, но она, точно паутина, липла к пальцам и лицу, не давая двинуться. Образ Димы призраком ходил вокруг.

В смерть всегда верится с трудом. А она — самое реальное событие в жизни, полной самообмана.

За окном мелькали гирлянды и елки, деды морозы и санта-клаусы, новогодняя атрибутика стала насмешкой над случившимся, которое к чертям рушит все настроение грядущего праздника.

Такси остановилось у входа в парадную, где располагался офис. Петроградка тонула в море людей, несущих на плечах капли дождя, обдувающих холодным ветром, проходя мимо. Я замерла у двери. Хотелось развернуться и поехать домой, сесть в кресло, пить вино и плакать. Только нельзя, некогда! Может, это и хорошо!

В будни работает полный состав секретарей. Возмущенные реплики одной из них я услышала еще на лестнице.

— Эта… Эта… Она опять встала на три места! Как?! Как можно быть такой криворукой за рулем! Я теперь понимаю зачем ей красный Бентли — чтоб шарахались все! Пришлось квартал под дождем топать!

Рядом с нашим офисом имелись три парковочных места. Они находились на территории ТСЖ, но нам разрешили заезжать за шлагбаум и ставить машинки там, потому как-либо владельцы квартир тут не обитали, либо парковались где-то в другом месте.

Но Ирина Викторовна, молоденькая супруга владельца агентства недвижимости, которое располагалось этажом ниже, видимо, считала, что это все принадлежит ей. А с учетом того, что она приезжала чуть раньше на работу, то одним своим розовато-красным авто захватывала все три парковочных места, становясь практически поперек. Зоя, которой было начхать на марку машины, уже не раз поясняла в красках симпатичной автоледи, что та не права. Но в данном случае анекдот про блондинок и куриц за рулем «зашел» бы на ура!

Это доводило Зою до белого каления, она бы и шины ей проколола, если бы не камеры и не стоимость колес: одно из четырех стоило дороже машины возмущенной девушки.

На столе уже лежала гора готовых документов, в приемной толпилась куча народу. Автомат с кофе позволил мне заполучить эспрессо, в котором стояла ложка, а воды было на грамм, но эта вода бодрила! А потом пошли люди. У них тоже кто-то умирал, кто-то уезжал, кто-то богател, кто-то открывал в себе таланты, кто-то заводил семью. Они говорили, раскладывали на столе ступки исписанной бумаги, открывали блокноты, доставали телефоны. А я ловила себя на мысли, что смотрю в окно. Там неслись по Каменноостровскому проспекту машины, дождь чертил на стекле лишь ему понятные узоры и схемы, перемигивались светофоры, чьи три глаза расплывались от водопада, бежавшего по стеклу в смазанные пятна.

— Димка погиб. Возьмешь Абрикоса? Надо к его матери съездить!

— Конечно, не вопрос, — голос подруги по телефону дрогнул. — Расскажешь потом!

Телефон пискнул и отключился.

Такси до дома матери Димы я вызывала и отменяла три раза. Это оказалось больнее, чем я думала — прикоснуться к прошлому. Не только из-за того, что Димы больше не было, но и потому, что я предпочла когда-то расстаться с плохими воспоминаниями и оставить лишь хорошие. И рушить сложившуюся систему совсем не хотелось.

Но делать шаг пришлось. Мы с таксистом постояли во всех возможных пробках. Под конец, я уже хотела встретиться, все решить и зажить спокойно.

Широкая лестница, лифт за витыми перилами в железной трубе, которая архитектором не предусматривалась, испортив и без того угрюмую парадную. Верхний этаж. Старые высокие двери толстые, деревянные, окрашенные в грязно-коричневый цвет. С сотнями отметин от сотен замков всех тех, кто жил тут когда-то.

Дверь приоткрылась и, подслеповато щурясь, в щелочку ограниченную металлической цепочкой выглянула женщина.

— Соня?

— Да, Валентина Алексеевна, это я.

Она захлопнула дверь, зашуршала замком, через мгновение распахнув огромную створку.

Мать Димы сильно постарела, да ей и было за семьдесят. Седые волосы прилизаны и собраны резиночкой, прямое черное платье, бледность и запах, застоявшийся запах старой квартиры, старых вещей, старых воспоминаний. Она была ниже меня почти на голову, хотя я ростом-то не отличаюсь. Хрупкая, худощавая. Дима был очень похож на нее в молодости. Блондинка с яркими голубыми глазами. Полковнику было чем хвастаться перед сослуживцами, когда он привез ее в гарнизон из Ленинграда в пестром ситцевом платье.

— Проходи, пожалуйста. Не разувайся! — замахала она руками и как-то благоговейно забрала у меня пальто. Не став вешать его на вешалку, где все еще висели куртки сына, она отнесла его в спальню и положила на кровать.

Я все-таки разулась и прошла на кухню. Она шла следом, и, присев на стуле, украдкой рассматривала меня. Повисло тягостное молчание.

— Дима от Светы ушел уже почти три месяца как, — заговорила она вдруг. — Пил, — сокрушенно покачала головой Валентина Алексеевна. — Приходил после работы, все пельмени варил и водки три рюмки одним махом. И спать шел. Ложился лицом к стене и так и лежал. Тосковал все, — старушка вскинула голову. — По дочке.

— А что не пришел? — я горько усмехнулась.