Радужный город - [10]

— Боялся, ты не пустишь. Он ведь денег мало давал. Все думал, как тебя задобрить. Вот и написал завещание. Чтоб тебе и Настеньке…

Внутри у меня случился мини ядерный взрыв, и затопила обида.

— Просто не хотел и все! — грубо перебила я.

Она вздрогнула.

— Простите, Валентина Алексеевна! Что было, то было. Не изменишь! Если я могу чем-то вам помочь…

Она вдруг подорвалась со стула и, схватив меня за руку, потянула из кухни в коридор с обшарпанными обоями и старым деревянным комодом, толкнув одну из дверей, женщина нашарила на стене выключатель.

Комната Димы. Из мебели кровать, стул, на котором аккуратной стопкой лежали рубашки и джинсы. Стол, на котором стояли ноутбук и принтер, шкаф и куча распечатанных фотографий на стене. Их явно было больше, но чья-то безжалостная рука уничтожила основную массу, срывая и сминая. А чья-то жалостливая разгладила смятые листы. На них была Настя. Разных возрастов: от самых первых, где она — крохотная мышка среди больших одногруппников, до совсем недавних, где они со Сливкой позируют на утреннике. Он брал их из соцсети, с моей страницы и из группы детского садика.

И одна фотография наша… свадебная. Дима был высоким, метр девяносто, и приколол ее высоко, так что разъяренная нынешняя жена не допрыгнула. Как и я, впрочем.

— Вот! Я его у Маргариты спрятала! — в руках матери Димы в файлике лежало завещание.

Черные петельки и завитушки по оранжевой поверхности бланка гласили: «Все имущество… на случай своей смерти я, Дмитрий Федорович… тысяча девятьсот семьдесят седьмого года рождения, завещаю… в равных долях дочери — Анастасии Дмитриевне и жене — Софье Аркадьевне…»

— Жене… — я глупо таращилась на бумажку. Слова по одному понятны, а в предложение со смыслом не складывались.

В прихожей засвистел райской птицей звонок. Валентина Алексеевна испуганно сжалась, но отправилась открывать, а я все смотрела на бумагу с гербом и не понимала, что происходит.

— Ну что, она пришла?! — знакомый женский голос огласил весь коридор. — О, ну вот отлично! Пойдем на кухню, посидим.

Я положила документ на закрытый ноутбук, и как зомби пошла на кухню.

Маргарита Николаевна оказалась тучной, боевой старушкой в цветастом платье и большой вязаной шалью на плечах.

— Сонечка! — она вскочила при моем появлении и, подбежав, приобняла за плечи. — Присядь, дорогая. Ты ей показала завещание? — вопросила она замершую у старенькой раковины хозяйку. Та кивнула. — Ну, вот и отлично! Димка как чувствовал. Как знал! Помоги, Сонечка! Эта Светка — стерва та еще. Все под себя подгребет. А так, продадите квартиру, и внучке хватит, и вон Вале, где однушку, чтоб хоть на старости лет то спокойно…

— Да ничего мне не надо! — Валентина Алексеевна уткнулась в платок.

Очередной звонок в дверь. И вот тут я увидела настоящий испуг. Обе старушки застыли соляными статуями. Вскоре раздалась барабанная дробь в многострадальную дверь. Обе посмотрели на меня широко открытыми от ужаса глазами.

Уходить тот, кто тарабанил, не собирался. А слово «жена» никак из головы не шло, я встала и направилась к двери. Маргарита Николаевна, не успела поймать меня за руку, и теперь обе бежали за мной. Я отстегнула цепочку и распахнула дверь.

На пороге стоял мужчина не сильно приятной наружности. Рядом с ним топталась невысокая, крашенная блондинка в белом пуховичке.

Наше трио воззрилось друг на друга, бабульки застыли далеко позади посреди коридора.

— Ты! Вот сучка, а?! Ты посмотри, Сереж. Уже здесь! — женщина, точно очнувшись, уперла руки в бока и с ненавистью воззрилась на меня.

— Светлана? — на всякий случай уточнила я.

— А то не знаешь! Это ж ты Диме насвистела, чтоб он дурное это завещание написал! А этот бухарик и рад был стараться. Тварь! — она рванулась ко мне, но была перехвачена своим спутником. Тот аккуратно приподнял яростно трепыхающуюся женщину и, подождав пока она успокоится, поставил на место.

— Остынь, — грубо оборвал он подругу голосом заправского курильщика. — А тебе, — повернулся он ко мне, — я так скажу.

Двигался он быстро, боль шла гораздо медленнее, но когда она доползла до пункта назначения, голову пронзило словно током. Он ударил кулаком по губам. Не сильно, иначе просто сломал бы мне челюсть, но этого хватило, чтобы рот наполнился кровью.

— Полезешь — будет больнее! — в тусклом свете лампы его глаза были черными провалами, а лицо абсолютно спокойным, а мне стало страшно.

— Валя! Валя! Звони в милицию! — послышался крик Маргариты Николаевны за моей спиной. А я все встряхивала головой, как взнузданная лошадь, пытаясь скинуть подбирающийся мрак.

Мужчина, обхватив за плечи онемевшую Светлану, начал спускаться вниз по лестнице. А тьма закрутилась вокруг меня и продавила своей тяжестью в небытие.

Глава 4

Нет, сознание я все же не потеряла. Вцепившись в дверной косяк с выщербинами, оставлявшими в пальцах и ладони занозы, я сжала его что есть силы, чтобы боль из головы переместилась в руку. Весь мир будто был за тонкой невидимой пленкой, и она лишь слегка резонировала от того, что творилось вокруг.

Мне никогда еще за мои тридцать с копейкой не угрожали, никогда мужчина не поднимал на меня руку. Отец, помнится, раз ремнем по попе отходил, когда в седьмом или восьмом классе я прогуляла две недели школы, но он переживал это гораздо сильнее, чем тот, кто потер пятую точку ладошкой и пошел по своим делам.