Радужный город - [86]

Лёня курил возле машины, выпуская колечки дыма в темное питерское небо. Я только сейчас поняла, что они с Витей где-то одного возраста. Может быть, Леня был чуть старше. Хотя… Мужчины в этом плане сильно разнятся, особенно после сорока. Ухоженному не дашь его возраст, а не особо следящему за собой можно начислить все шестьдесят.

— Сегодня с утра пробки. Можем немного опоздать, — проинформировал меня водитель, усевшись за руль.

— Ничего страшного, — я вздохнула и принялась листать странички новостей в Интернете.

И действительно, едва выбравшись из поселка, мы встали в пробку. Лёня в отличие от Артема, который бы уже издергался и юркал бы из одной колонны в другую, смирно стоял в ряду таких же страдальцев и никуда не спешил.

— Погода какая-то совершенно не зимняя, — фраза, сказанная Лёней спустя минут пятнадцать неспешного движения в потоке машин, меня настолько поразила, будто со мной заговорил сам белый Гелек.

— Да, вы правы, как-то дождливо для февраля, даже для питерского.

— Скажите, Соня, а вы… — он призадумался, подбирая слова, — слышали о Виталии Аркадьевиче раньше.

Ух ты, похоже, наш ждет интересный разговор за спиной у шефа. Я погасила экран и, сложив руки на коленях.

— Нет.

— То есть, вы про него ничего не знаете, и вас никто не… хм… просветил.

— Нет. По-моему, те, кто работают на Виталия Аркадьевича, умеют держать язык за зубами.

— Тут вы правы. С его… негодованием мало кому хочется иметь дело.

— А вы хотите нарушить закон?

— Ни в коей мере. Просто хочу, так сказать, в общих чертах обрисовать то, что может быть важным в вашем с Виталием Аркадьевичем общении.

— Вы меня заинтриговали.

— Это я умею делать, — нагло кивнул Лёня. — Вы уже имели удовольствие видеть Элону Робертовну. Мать Виталия Аркадьевича. Еще у него, как вы догадываетесь, есть младший брат. Александр. Он живет с семьей в США постоянно. Преподает в вузе итальянский. Их отец, Аркадий Витальевич, рано ушел из жизни, — тут Лёня замолк, провожая взглядом крадущегося между рядами машин мотоциклиста, для которого в Питере был еще «не сезон». — Он погиб, спасая жизнь сыновей и супруги. Корабль, на котором они плыли, затонул, и затонул очень быстро. Это все произошло на глазах Виталия Аркадьевича. Как я слышал, отца просто утянуло под воду, когда корабль затонул. Виталию Аркадьевичу тогда было лет десять-одиннадцать лет.

Я даже дышать перестала, пытаясь переварить то, что поведал мне Леня.

— Виталий Аркадьевич не любит большие и маленькие водоемы и все плавательные средства, как вы понимаете, не привечает.

Мне вспомнилось, как Витя возражал против круиза Сережи. А ведь Нонна Владимировна знала о его страхах, наверняка знала! И только маленький мальчик сообразил сделать все, чтобы не нервировать отца.

— Это к вашему вопросу о ванне.

— Что? — я была в таком шоке, что даже не поняла, к чему он клонит.

— В доме нет ванн и бассейнов тоже нет, — как маленькой разложил мне истину по полочкам Лёня.

— Боже!

— Он об этом не говорит, не любит. И вы этот вопрос не поднимайте.

У меня хватило сил только кивнуть, и хотя Леонид сидел ко мне спиной и следил за дорогой, я думаю, он мое молчание понял правильно.

У меня, конечно же, возникли тысячи, миллионы вопросов, я ведь так мало знала о Вите. Но водитель затеял разговор с одной единственной целью, и, достигнув ее, включил радио, тем самым показав, что никаких иных сведений мне сегодня уже не сообщат.

— А зачем тогда жить у самого залива? — вырвалось у меня.

— А залива не видно, стена забора выше дома, — хмыкнул Лёня.

Пришлось сглотнуть отвратительную вязкую слюну. Я ведь приезжала в дом в Лисьем Носу и уезжала еще затемно. Я ни разу не видела сада и территории участка целиком. Как же тяжело даются Вите такие, казалось бы, простые вещи?!

— Почему Питер? Это же практически город на воде? — не удержалась я.

— Москву он ненавидит больше собственных страхов, — вздохнул Лёня и поставил в нашем разговоре жирную точку, прибавив звук на магнитоле.

* * *

— Да ладно? Вот это да. Жуть какая! — Томуля приложила ладонь к губам и округлила глаза. — Бедный мальчик. Такое пережить.

— Ужас просто, — согласилась я, гоняя крохотной ложечкой кусочек лимона в чашке с горячим чаем.

— Вот и не знаешь, где беда подберется, — вздохнула подруга. — Уже страшно и летать, и плавать, и ездить, да и пешком ходить.

Я кивнула, опустив голову. Мы с Томой, у которой был незапланированный выходной по просьбе сменщицы, коротали мой обед в небольшом суши-баре, наконец-то дорвавшись друг до друга. Я рассказала все, что произошло со мной, а она поведала, как проходит ее на удивление спокойная жизнь.

— И что же ты думаешь делать дальше? Ведь рано или поздно все закончится, — подруга подалась вперед. — В смысле, Настена вернется.

— Не знаю, если честно. Я когда пытаюсь об этом думать, как обрыв, пустота, — я отложила ложечку и обняла себя за плечи.

— Знаешь, дорогая, это все очень здорово. Он такой весь из себя крутой мужчина. Будь ты безмозглой куклой, я бы тебе сама ковровую дорожку постелила. Но, Сонь… Не принесет он тебе счастья. Понимаешь, ты ведь потрясающий человек, я-то уж тебя знаю. Но… Как любовник, пожалуйста. Но как что-то большее… Мне за тебя страшно. Ты знаешь, я… я могла бы тебе сказать — развлекайся. Но ты же ко всему серьезно и со всей ответственностью. Я помню. Это ты сама себя со стороны не видела, когда Дима ушел.