Радужная сфера - [3]

Пожалуй, сейчас я впервые за это время вновь обрела способность замечать прекрасный мир вокруг. Суетливые люди, увлеченно озабоченные ожиданием посадки, скользили равнодушным взглядом и по лицам будущих спутников, и по одинокому насекомому. По их внешности трудно даже предположить, что все они направляются на отдых — столь напряженная деловая сосредоточенность сквозила в каждом их взгляде и движении. Любопытно, изменятся ли их лица на пляже. Возможно столь же важно и озабоченно они будут загорать и купаться, ежеминутно хватаясь за мобильный и тяготясь отсутствием компьютера в песке.

Выслушав мои мысленные жалобы, шмель важно качнул головой и приготовился взлетать. Прозрачные радуги крыльев взблеснули ослепительным сиянием. Как это нежное великолепие в состоянии поднять столь грузную тушку, было для меня вечной неразрешимой загадкой. Если всерьез верить в законы аэродинамики, летать это насекомое ну никак не может. Но ломать голову над вопросом, оставшимся тайной даже для физиков, не было никакого желания — пусть это будет тем самым чудом, смутные мечты о котором робко стучат во сны. Польщенный моим вниманием, шмель задумчиво пошевелил усиками и, словно подтверждая версию о волшебстве и натужно гудя, поднялся в воздух, будто рисуясь — глянь, какой красавец! Никто не спорит. И впрямь хорош! На мгновение меня коснулся запутавшийся в шубке шмеля густой аромат летнего луга и растаял вслед за хозяином, с неожиданной легкостью взмывшим над глянцевым боком самолета.

Я же снова обратила свое внимание на трап. Вовремя, кстати: стоявший передо мной мужчина, весьма смахивающий на борца сумо, наклонившись и потеснив стюардесс, протолкнулся в салон, и я получила возможность нырнуть вслед за ним. Впервые мне предстояло лететь самостоятельно и сердце замирало в тревожном предчувствии чего-то необыкновенного. А уж месту у иллюминатора я обрадовалась и вовсе с детским восторгом.

Полюбовавшись на пантомиму стюардесс и представив, как будет выглядеть салон самолета с люками, закупоренными пассажирами в оранжевых спасательных жилетах, я откинулась в кресле, приготовившись к полету. Самолет покатился по взлетной полосе, с неторопливо-уверенной ленцой добираясь до места старта, и я устремила взгляд за стекло. Несколько секунд тряски и тошнотворной заложенности в ушах — и мы уже в бескрайнем воздушном океане. Как всегда пассажиры встретили этот знаменательный факт бурными аплодисментами. Похоже, им так понравились пережитые ощущения, что они требуют повторить их на "бис". Зачем, спрашивается, садиться в самолет, если факт успешного взлета и посадки воспринимаешь как неожиданный успех поп-певца, рискнувшего спеть вживую? Или же в людях, оказавшихся в воздухе, просыпаются древние шаманы, хлопками задабривающих духов Воздушного флота? Но не думаю, что хотя бы кто-то признается, даже если спросить напрямую.

Самолет бесшумным скальпелем прорезал молочное марево. Нередко оно сгущалось, превращаясь в сметану, и лишь временами голубые потеки ясного неба разбавляли ее густоту. Не верилось, что это безобразие с земли выглядит так величественно и даже завораживающе. Легкие пушистые облака, ежеминутно меняющие свой облик и превращающиеся в могучих драконов или легкомысленных бабочек, изнутри навевали лишь тоску. Вздохнув, я отвела взгляд. Стюардессы, скрипя тележками, начали приготовления к традиционной кормежке, призванной не столько утолить голод пассажиров, как скоротать монотонное время полета. Знакомые пластиковые коробочки плюхнулись на откидной столик, и я имела счастье услышать жадное чавканье моего соседа отнюдь не улучшающее аппетит. Поболтав ложечкой и убедившись, что синтетические сливки равномерно распределились по всей поверхности стаканчика, я отхлебнула горячую жидкость, имитирующую кофе. Впереди предстояло еще несколько часов бездумного рассматривания пейзажей за бортом, разбавляемых храпом тех счастливчиков кому хроническое недосыпание или изрядная порция спиртного позволяют чувствовать себя в самолете так же уютно, как в собственной постели.

Я снова уткнула нос в стекло и несколько раз быстро сморгнула. Ой. Кажется, суррогатный напиток не пошел мне на пользу. А ведь говорила мне мама: не пей всякую гадость. Чем конкретно это может грозить, она оставляла на усмотрение моему злокозненному воображению, способному нарисовать картинки гораздо ужаснее того, что понапридумывали составители медицинских справочников.

Прямо в салоне, проникая через стенки самолета, как сквозь нечто несущественное, появились сияющие желтоватым свечением нити, толщиной примерно с мой мизинец. И они целеустремленно двигались ко мне. Вжавшись в спинку сиденья и судорожно вцепившись в подлокотники, я покосилась на соседа, надеясь по его реакции понять, видит ли он то же, что и я. Пожилой мужчина с выпирающим пивным брюшком и блестящей лысиной, стыдливо замаскированной прядью темных волос, спокойно спал, по-младенчески приоткрыв рот. Судя по запаху, перед засыпанием он принял ударную дозу народного средства от страха, и, даже если бы и бодрствовал, на его мнение по поводу тревожащих меня видений я могла бы положиться в последнюю очередь.