Радуга тяготения - [342]
— Возможно ведь, — шепчет Танатц, — что эта классическая фантазия запечатлевается у нас подле материнских колен? Что где-то в плюшевом альбоме мозга притаился ребенок в костюмчике Фаунтлероя, симпатичная французская служаночка, что молит о порке?
Людвиг ерзает весьма объемистым задом под ладонью Танатца. Обоим не полагается выходить за свои периметры. Но они все равно выскользнули на участок границы, в холодные кусты, посреди которых умяли себе гнездо.
— Людвиг, чуток С и М еще никому не навредил.
— Это кто сказал?
— Зигмунд Фрейд. Откуда мне знать? Но почему нас обучили рефлекторно стыдиться всякий раз, когда всплывает эта тема? Почему Структура допускает любые сексуальные повадки, кроме этой? Потому что подчинение и господство — ресурсы, которые нужны Структуре, чтобы выжить. Нельзя растрачивать их впустую на личный секс. На любой секс. Ей нужно наше подчинение, чтобы сохранить власть. Нужна наша жажда господства, чтобы кооптировать нас в свою властную игру. От нее никакой радости, только власть. Говорю тебе, если б можно было повсеместно внедрить С-М на уровне семьи, Государство бы скопытилось.
Это садо-анархизм, и ныне в Зоне Танатц — ведущий теоретик его.
Наконец-то Люнебургская пустошь. Ночью была стыковка с группами, везущими баки с горючим и окислителем. Группа хвостового отсека на целое утро оседлала радиоволны — все пыталась сделать засечку места, лишь бы небо расчистилось. Поэтому сборка 00001 происходит еще и географически, Диаспора навыворот, семя изгнанья разогналось центростремительно, скромно предвосхищая гравитационный коллапс, конденсацию Мессии из падших искр… Помните историю про паренька, который ненавидит креплах? Ненавидит и боится, весь идет ужасной такой зеленой сыпью, рельефными картами покрывающей тело от одного соседства с креплахом. Мамаша ведет паренька к психиатру. «Страх неведомого, — диагностирует серое преосвященство, — пусть посмотрит, как вы готовите креплах, ему полегче будет приспособиться». Дома, у матери на кухне. «Итак, — грит мать, — я сейчас приготовлю сюприз — пальчики оближешь!» — «Ух ты! — кричит паренек, — клево, мам!» — «Смотри, я просеиваю муку и соль, вот какая у нас получилась горка». — «Мам, это что — гамбургер? ух ты!» — «Гамбургер, да еще с луком. Видишь — я их жарю в сковородке». — «Ну надо же, скорей бы уже! Красота! А теперь что?» — «Делаю из муки такой вулканчик и туда разбиваю яйца». — «Можно я помогу месить? Ух ты!» — «А теперь я раскатаю тесто, видишь? вот так ровненько, я его сейчас порежу на квадратики…» — «Круть, мам!» — «А теперь я ложкой кладу чуточку фарша в квадратик, а теперь складываю квадратик в треу…» — «ГАААА! — орет малец в полном ужасе. — Креплах!»
Цыганам дарованы тайны, кои нужно уберечь от центрифуги Истории, а другие тайны дарованы каббалистам, и тамплиерам, и розенкрейцерам; вот так же Тайна Страшной Сборки и другие просочились в нестареющие пространства того или иного Этнического Анекдота. Есть еще история про Энию Ленитропа, которого послали в Зону поприсутствовать при его собственной сборке — возможно, шептали глубоко паранояльные голоса, при сборке его времени, — и где же в этом анекдоте соль? да вот нету в нем соли. Все пошло вкривь и вкось. Ленитропа разломали и рассеяли. Карты его разложили кельтским крестом, как рекомендовал мистер А. Э. Уэйт, разложили и прочли, да только это карты поддавалы и балбеса: они указывают лишь на долгое жалкое будущее, изошедшее на шлак, на посредственность (и не только в его жизни, но равно, хе, хе, в его летописцах, да да что может быть лучше тройки пентаклей, со второй попытки накрывшей почву кверх тормашками, — ничто так эффективно не пошлет вас к ящику поглядеть восьмой показ «Веселого часа с Такэси и Итидзо», да закурить сигаретку, да постараться забыть все к чертовой матери) — на отсутствие ясного счастья или искупительного катаклизма. Все карты его надежд перевернуты — что всего неприятнее, перевернут Повешенный, которому вообще-то полагается висеть вниз головой и рассказывать о Ленитроповых тайных надеждах и страхах…
— Не было никакого д-ра Ябопа, — полагает всемирно признанный аналитик Микки Спетц-Выпп, — Ябоп — всего лишь фикция, помогавшая Ленитропу объяснить то, что он так ужасно, так непосредственно ощущал в гениталиях всякий раз, когда в небе рвались ракеты… отрицать то, чего он никак не мог признать: что, может статься, он влюблен, половым манером влюблен в смерть — свою и своей расы… Эти первые американцы — в своем роде пленительный гибрид грубого поэта и психического калеки…
— Ленитроп как таковой нас никогда особо не волновал, — признал недавно представитель Противодействия в интервью «Уолл-Стрит Джорнал».
ИНТЕРВЬЮЕР: Вы хотите сказать, что он был скорее точкой сборки.
ПРЕДСТАВИТЕЛЬ: Даже не так. Мнения разделились еще в самом начале. Одна из роковых наших слабостей. [Ведь вы, конечно, хотите послушать о роковых слабостях.] Одни называли его «предлогом». Другие считали подлинным, детальным микрокосмом. Микрокосмисты, как вы, вероятно, знаете из классических историй, поторопились. Мы… это было, скажем прямо, крайне странное преследование еретика. Летом, по Нижним Землям. В полях с мельницами, на болотах, где такой мрак, что приличной видимости не дождешься. Помню, как-то раз Кристиан нашел старый будильник, мы соскребли радий и покрыли им тросики отвесов. В сумерках они сияли. Вы же видели, как держат отвесы, — руки при этом обычно в районе промежности. Темная фигура изливает вниз пятидесятиметровый поток светящейся мочи… «Писающее Присутствие» — стало популярным розыгрышем новичков. «Чарли Нобл» Ракетенштадта, можно сказать… [Да. Это остроумно получилось. Я их всех предаю… и что хуже всего, я знаю, чего хотят ваши редакторы, я
Томас Пинчон – наряду с Сэлинджером, «великий американский затворник», один из крупнейших писателей мировой литературы XX, а теперь и XXI века, после первых же публикаций единодушно признанный классиком уровня Набокова, Джойса и Борхеса. Герои Пинчона традиционно одержимы темами вселенского заговора и социальной паранойи, поиском тайных пружин истории. В сборнике ранней прозы «неподражаемого рассказчика историй, происходящих из темного подполья нашего воображения» (Guardian) мы наблюдаем «гениальный талант на старте» (New Republic)
В очередном томе сочинений Томаса Пинчона (р. 1937) представлен впервые переведенный на русский его первый роман "V."(1963), ставший заметным явлением американской литературы XX века и удостоенный Фолкнеровской премии за лучший дебют. Эта книга написана писателем, мастерски владеющим различными стилями и увлекательно выстраивающим сюжет. Интрига"V." строится вокруг поисков загадочной женщины, имя которой начинается на букву V. Из Америки конца 1950-х годов ее следы ведут в предшествующие десятилетия и в различные страны, а ее поиски становятся исследованием смысла истории.
«На день погребения моего» - эпический исторический роман Томаса Пинчона, опубликованный в 2006 году. Действие романа происходит в период между Всемирной выставкой в Чикаго 1893 года и временем сразу после Первой мировой войны. Значительный состав персонажей, разбросанных по США, Европе и Мексике, Центральной Азии, Африки и даже Сибири во время таинственного Тунгусского события, включает анархистов, воздухоплавателей, игроков, наркоманов, корпоративных магнатов, декадентов, математиков, безумных ученых, шаманов, экстрасенсов и фокусников, шпионов, детективов, авантюристов и наемных стрелков. Своими фантасмагорическими персонажами и калейдоскопическим сюжетом роман противостоит миру неминуемой угрозы, безудержной жадности корпораций, фальшивой религиозности, идиотской беспомощности, и злых намерений в высших эшелонах власти.
Томас Пинчон (р. 1937) – один из наиболее интересных, значительных и цитируемых представителей постмодернистской литературы США на русском языке не публиковался (за исключением одного рассказа). "Выкрикиватся лот 49" (1966) – интеллектуальный роман тайн удачно дополняется ранними рассказами писателя, позволяющими проследить зарождение уникального стиля одного из основателей жанра "черного юмора".Произведение Пинчона – "Выкрикивается лот 49" (1966) – можно считать пародией на готический роман. Героиня Эдипа Маас после смерти бывшего любовника становится наследницей его состояния.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
18+ Текст содержит ненормативную лексику.«Винляндия» вышла в 1990 г. после огромного перерыва, а потому многочисленные поклонники Пинчона ждали эту книгу с нетерпением и любопытством — оправдает ли «великий затворник» их ожидания. И конечно, мнения разделились.Интересно, что скажет российский читатель, с неменьшим нетерпением ожидающий перевода этого романа?Время покажет.Итак — «Винляндия», роман, охватывающий временное пространство от свободных 60-х, эпохи «детей цветов», до мрачных 80-х. Роман, в котором сюра не меньше, чем в «Радуге тяготения», и в котором Пинчон продемонстрировал богатейшую палитру — от сатиры до, как ни странно, лирики.Традиционно предупреждаем — чтение не из лёгких, но и удовольствие ни с чем не сравнимое.Личность Томаса Пинчона окутана загадочностью.
Жизнь в стране 404 всё больше становится похожей на сюрреалистический кошмар. Марго, неравнодушная активная женщина, наблюдает, как по разным причинам уезжают из страны её родственники и друзья, и пытается найти в прошлом истоки и причины сегодняшних событий. Калейдоскоп наблюдений превратился в этот сборник рассказов, в каждом из которых — целая жизнь.
История о девушке, которая смогла изменить свою жизнь и полюбить вновь. От автора бестселлеров New York Times Стефани Эванович! После смерти мужа Холли осталась совсем одна, разбитая, несчастная и с устрашающей цифрой на весах. Но судьба – удивительная штука. Она сталкивает Холли с Логаном Монтгомери, персональным тренером голливудских звезд. Он предлагает девушке свою помощь. Теперь Холли предстоит долгая работа над собой, но она даже не представляет, чем обернется это знакомство на борту самолета.«Невероятно увлекательный дебютный роман Стефани Эванович завораживает своим остроумием, душевностью и оригинальностью… Уникальные персонажи, горячие сексуальные сцены и эмоционально насыщенная история создают чудесную жемчужину». – Publishers Weekly «Соблазнительно, умно и сексуально!» – Susan Anderson, New York Times bestselling author of That Thing Called Love «Отличный дебют Стефани Эванович.
Действие романа разворачивается во время оккупации Греции немецкими и итальянскими войсками в провинциальном городке Бастион. Главная героиня книги – девушка Рарау. Еще до оккупации ее отец ушел на Албанский фронт, оставив жену и троих детей – Рарау и двух ее братьев. В стране начинается голод, и, чтобы спасти детей, мать Рарау становится любовницей итальянского офицера. С освобождением страны всех женщин и семьи, которые принимали у себя в домах врагов родины, записывают в предатели и провозят по всему городу в грузовике в знак публичного унижения.
Джозеф Хансен (1923–2004) — крупнейший американский писатель, автор более 40 книг, долгие годы преподававший художественную литературу в Лос-анджелесском университете. В США и Великобритании известность ему принесла серия популярных детективных романов, главный герой которых — частный детектив Дэйв Брандсеттер. Роман «Год Иова», согласно отзывам большинства критиков, является лучшим произведением Хансена. «Год Иова» — 12 месяцев на рубеже 1980-х годов. Быт голливудского актера-гея Оливера Джуита. Ему за 50, у него очаровательный молодой любовник Билл, который, кажется, больше любит образ, созданный Оливером на экране, чем его самого.
Михаил Ганичев — имя новое в нашей литературе. Его судьба, отразившаяся в повести «Пробуждение», тесно связана с Череповецким металлургическим комбинатом, где он до сих пор работает начальником цеха. Боль за родную русскую землю, за нелегкую жизнь земляков — таков главный лейтмотив произведений писателя с Вологодчины.
В сборник вошли рассказы разных лет и жанров. Одни проросли из воспоминаний и дневниковых записей. Другие — проявленные негативы под названием «Жизнь других». Третьи пришли из ниоткуда, прилетели и плюхнулись на листы, как вернувшиеся домой перелетные птицы. Часть рассказов — горькие таблетки, лучше, принимать по одной. Рассказы сборника, как страницы фотоальбома поведают о детстве, взрослении и дружбе, путешествиях и море, испытаниях и потерях. О вере, надежде и о любви во всех ее проявлениях.