Радуга (Мой далекий берег) - [70]

Сольвега кинулась перевязывать Сашке грудь — ребра ему все-тки здорово помяли; обмотала холстиной и лубом шею. А когда закончила, подошел Лэти и рывком поставил Сашку на ноги.

— Идем. И вы тоже.

— Эй! Ему нельзя! — крикнула Сольвега.

Лэти кивнул головой куда-то в сторону Ястреба и государыни.

Мужчины отошли совсем недалеко, за пахнущий кислыми яблоками ивняк. Лэти швырнул на траву свой серый плащ. Срезал лозовую ветку, ошкурил.

— Снимай штаны.

Сашка стоял перед ним потный и недоумевающий. Тогда Лэти одним коротким движением, как перед тем ветку, перерезал гашник, и штаны опали, скрутив Сашке ноги.

— Ложись.

— Д-да в-вы что… — заикнулся Савва. Один взгляд проводника заставил его заткнуться.

Сашку разложили на плаще, Тумаш придавил ему плечи, Андрей уселся на ноги. А Лэти без злобы перетянул лозиной голый зад. Отсчитал десять ударов, переломил прут, отбросил. И, не оглядываясь, ушел. Ушли и остальные. Савва полез было с жалостью, но Сашка взглянул так, что слезы утирать расхотелось.

Сашка очнулся от того, что кто-то смазывал болезненно ноющие рубцы. Откачнулся. Кровь с прокушенной губы окрасила траву.

— Уй-ди…

Он отшвырнул и плащ Лэти, и целительную руку. Извернулся, опрокинув горшок с мазью. В сумерках увидел две полные луны — голые колени Сёрен. Девушка плакала.

— Уйди. Тошно…

Несмотря на сопротивление, она сжимала в ладонях его мокрые то ли от росы, то ли от слез щеки:

— Что же ты… ты же не себя… ты нас…

Словно колеблясь, закусила кончик косы.

— Она сорвала бинты. Ей же нельзя — на свет. А Ястреб…

Сашка сделался малиновым — щеки, уши, грудь… это было видно даже в сумерках. Сёрен подобрала горшок, встала. Луны коленей светили у лица. Пахли яблоками и крапивой. Потом опала плахта, и стало темно.

38

Юрий Крадок сидел над кувшином вина, сжимая голову обеими руками, как будто она вот-вот могла развалиться от напора чувств, словно спелая тыква.

— Дед, ну если бы я знал… дед…

— Если ты больше ничего не можешь сказать, то хотя бы покажи мне мои комнаты.

Ястреб содрал с плеча развесистый клок паутины, сдул, подкинув, с ладони:

— Не знаю уж, что Сольвега имела против кочевой жизни. Во всяком случае, там было чище.

— Но дед… но я же…

— Не знал, что я заявлюсь с черного хода? Через картину-ключ? Уж мог бы и догадаться.

Ястреб отобрал у внука кувшин и сделал большой глоток.

— Вкус у тебя отменный. Понимаю, что в доме больше ничего нет.

— Я пошлю Тильду…

— Это кто еще?

— Служанка.

Ястреб потянулся, взлохматил волосы:

— Поздновато для покупок. Утром разбуди ее пораньше, пусть прибирает. Девочки ей помогут. О, что это? — он осмотрел и даже ощупал старое, с вылезающей набивкой, тяжеленное кресло. — Сойдет, по-моему. Садись.

Знаменщик покорно уселся.

— Возьмись за подлокотники. Покрепче!

— Дед?

— Я хочу сразу сообщить, что привожу в дом жену. Леший! Плечи некуда девать?

Кувшин повалился набок. Запахло сладко и терпко, густая лужица кровью впитывалась в старые половицы.

— Ее опять тошнило.

Сольвега смотрела на Ястреба синими внимательными глазами, стоя в низу лестницы, спрятав руки под заляпанный зеленью передник. На ведьме было не идущее ей совсем платье из красной тафты, волосы укрывал проколотый высоким гребнем платок.

— Ты просил меня говорить.

— Да, девочка. Спасибо. Юрий! — позвал он. — Мне нужен хороший травник. Пойдешь…

Он повернулся на неясный звук. Сольвега поднесла руки ко рту:

— Я…

— Сейчас приду, девочка. Юрий, купишь тминных семян, жгучей крапивы, молока и меда. И еще… Нет, не так, — перебил он себя. — Ты все напутаешь или выберешь не то. Веди! Сольвега, где эти лентяи?

— Лэти забрал Микитку на рынок, и Сёрен, — слабым голосом отозвалась она. — Остальные мне помогают.

— Из дому — ни шагу, — велел Ястреб.

…Юрий едва поспевал за дедом, и было неясно, кто кому показывает дорогу. Наконец он не выдержал:

— Дед!

Ястреб резко обернулся.

— Я вчера хотел сказать. Они могут прийти. Я… нарисовал одну женщину. Не понимаю, как узнали. Регин не говорил. Они обыскивали, когда меня не было.

— Нашли?

— Нет. Я спрятал. Вот, — они остановились возле аптеки, под ярко размалеванной вывеской. Очень чистая, толстенькая, ухоженная псина, развалясь в невозможно пушистом розовом облаке, подмигивала прохожим. Ястреб задрал голову, пригляделся и громко захохотал. Звонко хлопнул Юрия по плечу.

— Дед, ты мне всю спину отобьешь!

— А чего ты хотел? Привыкай.

И щедро распахнул аптечную дверь.

Визг пронзил перекрытия и унесся в небо. Сёрен, которая, в сопровождении Лэти как раз подходила к дому, уронила корзинку с карпами и зеленью. Радостно запищал на плечах у разведчика Микитка. Сбежались не только все домочадцы, но и половина улицы — раздолье для воришек; а кто не сбежался — едва не повыпадал в окошки.

— Они решили, ты колотишь любовницу, — ядовито прошептал Ястреб на ухо внуку, вместе с ним взбегая по лестнице. — И одобряют.

Визг набирал красочность и силу, в нем появились добавочные тона. Савва, успевший, как ни странно, первым, держась за сердце, созерцал загадочные движения Сольвеги. Она подпрыгивала, отталкивала что-то полосатое, одновременно зажатое в кулаке и, разумеется, изо всех сил визжала. Ястреб втянул запах трухи и плесени, ловко поймал Сольвегу и лишил ее полосатого предмета. С укоризной взглянул на Юрия.