Радуга (Мой далекий берег) - [68]

— Спроси у мастера, может ли он принять меня.

Девочка только шире распахнула двери и, не оглядываясь, удалилась по лестнице. Это можно было истолковать и как приглашение, и гость вошел. Держался он, несмотря на почтенные лета, робко, джупончик имел потертый, с облысевшим воротником; волосенки на голове тоже реденькие, прилизанные, как после колесной мази. Семенил гость шажками, шаркал и тяжело вздыхал.

— Кто там, Тильда? — не дождавшись ответа, по лестнице сбежал молодой человек, наткнулся глазами на маленького гостя, и глаза отразили удивление.

— Мастер Юрий Крадок, знаменщик?

— Да, это я.

— Я к вам с поручением, — человечек снова вздохнул, на что-то надеясь. Но душа мастера-знаменщика оказалась не настолько чуткой, и пришлось продолжать там же, между лестницей и входной дверью (а девчонка подслушивала из-за за балясин на площадке). — От отцов-благодетелей я.

Человечек кивнул с важностью. Вышло это забавно, но никто не засмеялся.

— С поручением, значит… — он помедлил, не дождался ответа и разобиженно сообщил: — Желают отцы-радетели по стародавнему обычаю изыметь свои патреты. А как мастер Крадок знаменщик видный, послали меня, убогого, взглянуть на его труды, не противуречат ли оные канону гильдии и не оскорбляют ли благонравие яркостью вап и формами, дабы все вышло чинно и после парсуны ему заказать.

Тут у гостя наконец закончилось дыхание. Он засопел и хлопнул белесыми ресницами.

— Вы путаете, милейший, — Юрий постарался ответить вежливо, но что-то у него не сыгралось, и посыльный шарахнулся назад. Запнулся о порожек, припечатался о косяк, порвал о скобу рукав и наконец с грохотом, несообразным такому хлипкому телу, сел на мостовую.

— О-о! — стонал он, держа на весу вытянутую ногу. — О-о…

— Слабые нонеча шпионы пошли. Тильда! Ти-ильда!! Беги к аптекарю.

Очень недовольная девочка вышла на крыльцо.

— Не пойду. У него собака.

— Палку возьми, — Юрий пожал плечами. — Ну и что мне с вами делать? Добить, чтоб не мучились, или денег дать?

— Лучше денег, — простонал посыльный, принимая слова художника за чистую монету.

Следующие пять минут под стоны и вопли жертвы (которая больше горевала о рукаве), под надзором сбежавшихся соседей Юрий заволок несчастного в дом, усадил в кресло и понял, что безнадежно опаздывает, а значит, и торопиться не стоит. Через толпу перед запертыми дверьми протолкался аптекарь. Тильда плелась у него в хвосте, морщилась и сердито бурчала. Следом, подскакивая и норовя схватить девчонку за пятки, со звонким лаем поспешала худущая болонка. Ей, правда, пришлось остаться снаружи, зато пяток — ешь-не хочу! Пинать аптекарскую шавку — себе дороже, поэтому любопытным неволей пришлось разбрестись по своим делам.

— Вывих, — определил аптекарь так гордо, будто у посыльного отвалилась нога. — Это будет стоить…

— У меня нет! — бедняга такими глазами посмотрел на свой рукав, что Юрий велел Тильде принести иглу с ниткой и зашить дыру. А сам вывернул перед аптекарем пустые карманы.

— А отцы-радетели сулили пять золотых, — печальным голосом сообщил горемыка и громко ойкнул: ждал, видно, что аптекарь вытащит из-под упелянда[19] двуручную пилу.

— Я помогу… этому, — аптекарь глянул презрительно, — а вы нарисуете мою Марусю. Для вывески.

Они ударили по рукам.

— Как это у вас получилось? — подмигивая, осведомился аптекарь, при этом еще успевая бинтовать многострадальную ногу. Посыльный от боли потерял сознание, и аптекарь решил удовлетворить свое любопытство прежде, чем что-то сделать для него. Да и работать было спокойнее: не отвлекал стонами и жалобами.

— Оступился, — Юрий пожал широкими плечами. Аптекарь ухмыльнулся, погрозил пальцем.

— Пожалуй, мы сможем перевезти его на моей тачке. Он где живет?

Юрий опять пожал плечами. Аптекарь ему нравился.

— Покорми Марусю остатками супа, — велел он Тильде. Девочка неохотно отправилась.

— Он пришел за какой-то картиной?

Юрий пожал плечами в третий раз.

— Удостойте лицезреть! Дабы не зря пострадал! Жалованье… — мученик оттолкнул от длинного носа пузырек с солями.

— Подите к лешему. Я не буду ее продавать. И показывать не буду. Ее дед рисовал, ясно вам?!

— Прачку?

— Ах, так вот что вам надо! — Юрий сгреб шпиона обеими руками: правой за шкирку, левой за ногу; распахнул пинком дверь и выбросил тело в сточную канавку. Вытер о рубашку руки. Не слушая душераздирающих воплей, захлопнул дверь.

— Тильда!! Вина! И беги за Регином, да шевелись, дрянь такая.

Упал в кресло, в котором до этого сидел посыльный, обхватил руками голову.

— Простите, мастер, — сказал аптекарь. — Может быть, я смогу вам помочь?

37

Ястреб проснулся среди ночи и лежал, медленно приходя в себя, чувствуя, как безмятежно дышит вокруг дом. Давно уже ему не выпадало таких спокойных ночей, а вечная настороженность хищной птицы… сейчас она, к счастью, не понадобилась. Задумчиво и нежно тренькал сверчок, отблеск огня из приоткрытого поддувала облизывал цветочные шпалеры, тихо потрескивали и похрустывали двери и половицы, и зеленоватый язык луны плыл по ясеневым плашкам пола. Ястреб как-то незаметно заснул и вздернулся спущенной тетивой. Гремело над крышами. Синие молнии, врываясь в щель занавесей, взламывали мрак. Он бросился в комнату государыни. Огни там не горели, Сёрен пропала. А огромное арочное окно было распахнуто настежь. Ветер отдувал мокрые тяжелые ветки, и огромные ветвистые молнии сверкали прямо в лицо. Государыня стояла у окна спиной к Ястребу, совершенно нагая. Он метнулся к ней, споткнулся о маслянистую груду бинтов, рванул занавески. С омерзительным скрипом проехался на кольцах тяжелый бархат. Ястреб рывком перенес мокрую заледеневшую женщину в облака перин.