Радуга и Дракон - [4]

В его голосе послышалась тихая, горькая дрожь, от которой сердце леди Радуги отчаянно ёкнуло и облилось болью.

– Милый Драко, – со слезами прошептала она, касаясь пальцами прохладных чешуек, – я не могу тебя оттолкнуть, просто не могу, поверь!.. Ты поселился в моём сердце, и ничто не сможет меня настолько потрясти и испугать, чтобы я решилась вырвать тебя из него! Прошу тебя, сними маску, покажи своё лицо... Будь оно покрыто даже тысячей шрамов, испещрено рубцами и обезображено – ничто для меня на свете не сможет быть милее его.

– Если я открою его, я потеряю тебя, моя радужная леди, – тихо проронил сэр Драко, ловя её пальцы и прижимая к губам. – И тогда мне останется лишь умереть.

– Ты меня не потеряешь! – с жаром воскликнула леди Радуга. – Я клянусь тебе в этом!..

– Не давай клятв, которые не сможешь сдержать, – вздохнул человек-дракон печально. – Ты толкаешь меня навстречу погибели, любовь моя, но я повинуюсь. Так не может продолжаться вечно, правда всё равно рано или поздно откроется. Что ж, смотри.

Он откинул капюшон и снял берет, и по его плечам и спине рассыпалась тёмная грива жёстких, взъерошенных волос, а в следующий миг маска распалась на отдельные чешуйки и осыпалась. Чешуя осталась только на бровях, а на очистившейся коже мерцал серебристый узор, повторявший рисунок маски. Ни единый шрам не пересекал это исполненное своеобразной, суровой красоты лицо, точёное, с сияющими внутренним золотым огнём глазами, и леди Радуга не назвала бы ничего, что с ним могло быть не так, за исключением одного: оно принадлежало женщине.

– Сэр Драко – не мужчина, – вздохнула красивая девушка-дракон. – И все эти исполненные любовного бреда строки писал тебе не мужчина. Моё имя – Злата. Матушка выбрала мне будущего мужа – замечательного во всех отношениях, вот только жить с ним я не смог... не смогла бы. Меня не влечёт к противоположному полу. Матушка разгневалась и выгнала меня из дома. Ну, а дальше ты знаешь... Ну что, моя леди? Что скажешь? Как тебе такой сэр Драко?

Леди Радуга опустилась в кресло: у неё ослабели колени.

– Так ты обманул меня, – слетело с её пересохших губ. Она так привыкла говорить о человеке-драконе в мужском роде, что и сейчас, узнав правду, продолжала это делать.

– Только в отношении своего пола, – тихо и печально проронила Злата. – Но не в любви. Я люблю тебя, моя прекрасная госпожа. И всегда буду любить. Но нужна ли тебе теперь моя любовь? Сможешь ли ты ответить на неё?

Леди Радуга молчала, охваченная неодолимым вихрем чувств, который унёс все слова и разбросал по свету – не собрать, не высказать. Губы девушки прильнули к её похолодевшим пальцам.

– Вижу всё по твоему лицу, моя леди... Этого следовало ожидать. Что ж... Прощай.

Это слово – «прощай» – холодной каплей пробилось сквозь бурю ошеломления, и леди Радуга вздрогнула всем телом и душой.

– Я... Мне нужно подумать, – встрепенулась она вслед уходившей девушке.

Та, убирая волосы под берет и набрасывая капюшон, проронила глухо:

– Прости, госпожа. Сам не знаю, на что я, безумец, надеялся. Не тоскуй обо мне: я того не стою.

Злата-Драко ушла, и вскоре сад наполнился шелестом дождя. Ослабевшая, с ломотой в теле, леди Радуга поднялась и распахнула окно... Влажная свежесть хлынула бодрящим потоком в комнату, вливалась в грудь, и отчего-то хотелось кричать... Не петь, как всегда, а впервые выть зверем от тоски.

Этот вой она сдерживала в себе, пыталась успокоить, излечить светом своих хрустальных сосудов. Впервые она, мудрая волшебница, не знала, как поступить... Бессонная дождливая ночь только вводила в заблуждение своим грустным, тревожным шёпотом.

Рассвет пробился розовыми лучами сквозь рваные тучи, отражаясь в лужах. Наскоро выпив чаю, леди Радуга отправилась в город, чтобы разыскать Драко... или Злату, к новому имени она ещё не привыкла. Дверь холостяцкого жилища была не заперта, и волшебница ворвалась внутрь:

– Драко!

Домик рыцаря-поэта встретил её пустотой и сиротливым беспорядком. На полу валялись исчёрканные черновики стихов, на одном листке отпечатался след сапога... Разлитые чернила на столе, недоеденная яичница с грудинкой, оставленная почти нетронутой чашка с остывшим чаем... Злата собиралась в спешке, очевидно.

А к внутренней стороне двери было прибито письмо.

«Моя милая, любимая, бесценная... Никогда я не посмею тебя так назвать, моя леди. Прости, что вторгся в твою жизнь и лишил тебя покоя. Зря я всё это затеял, трижды безумец! Знал же, что ты никогда не сможешь полюбить меня. Да ещё и очернил себя в твоих глазах обманом. Не ищи меня, прекрасная госпожа, я снова отправляюсь на войну – в такую треклятую даль, что туда даже письма не дойдут. Забудь обо мне, живи как прежде. Пой свои светлые песни и приноси людям радость и счастье, моя... впрочем, ты никогда не была и не станешь моей, дивная радужная леди. Прощай, всего тебе самого прекрасного».

Леди Радуга осела на пол. По щекам катились слёзы, дрожащие пальцы перебирали притоптанные черновики. Взгляд бегал по строчкам, но смысл читаемого ускользал. Тогда она начала читать вслух, пока слова не стали вырываться из груди навзрыд. Скомкав листок, она смолкла. Слёзы текли безостановочно, одна за другой.