Радуга - [4]

Впоследствии тема Гельбрета снова прозвучала в творчестве А. Цвейга в романе «Воспитание под Верденом». На его страницах возникает образ судьи Мертенса, своего рода двойника Гельбрета. Мертенс унаследовал от своего отца, знаменитого профессора-правоведа, возвышенно-строгие и несколько отвлеченные представления о законе, морали, заповедях гуманности и патриотическом долге. Но ныне эти представления безжалостно развеяны произволом и зверствами германской военщины, гнусными преступлениями империалистических варваров. Утратив все идеалы, придававшие смысл его существованию, Мертенс накладывает на себя руки. Так нравственное банкротство прогнившего общественного строя влечет за собой катастрофу, гибель для тех субъективно честных, но бездейственных и беспомощных гуманистов-созерцателей, которые прожили всю жизнь в плену розовых иллюзий и которым лишь война открыла глаза, для того чтобы закрыть их уже навсегда.

«Военные» новеллы А. Цвейга, такие, как «Враг» или «Нестроевик Шамес», сближает между собой и роднит с его романами проходящая через них тема интернациональной солидарности трудящихся, тема «братских чувств к солдатам, одетым в шинели любого образца… рабочим, страдающим под игом общественного строя». Писатель горячо приветствует ту самоотверженную дружбу, которая связывает немцев, русских, евреев, поляков, сознающих, что они — «плоть от плоти того класса, той массы, которая олицетворяет собой труд и участвует в создании всех жизненных благ, хотя многие из этих благ ей недоступны». Классовая солидарность угнетенных перебрасывает мост через линию фронта, она берет верх над искусственной враждой, которую разжигают между трудящимися разных наций «власть имущие капиталисты».

Так самая логика проблем, подымаемых писателем при изображении первой мировой войны, приводит его к теме Великой Октябрьской революции, сбросившей власть помещиков и капиталистов, провозгласившей декрет о мире, протянувшей братскую руку через фронты и границы трудящимся Запада. В рассказе «Обжора» (как и в романах «Возведение на престол короля» и «Затишье») А. Цвейг показывает, как воодушевляющий пример России, вызывая страх и ярость у германских милитаристов и реакционеров, пробуждает в сердцах честных людей надежду и готовность к революционной борьбе.

Избранные новеллы А. Цвейга, расположенные в хронологическом порядке[2], дают возможность проследить в основных чертах плодотворное идейно-творческое развитие писателя на протяжении почти пяти десятилетий.

Над ранними рассказами А. Цвейга, относящимися к концу 900-х и началу 10-х годов, сияет солнце юношеского оптимизма, не омраченного еще знанием социальной несправедливости, глубокой порочности существующего общественного строя. Это — рассказы о первой любви, о молодых сердцах, охваченных тревожным и радостным «предчувствием весны». Колорит их светел, они наполнены ощущением счастья жизни, но в то же время они несколько поверхностны, в них еще сказывается бедность общественного опыта молодого автора. К этому же периоду относятся и некоторые новеллы преимущественно на исторические темы — легко и живо, в стилизованной манере рассказанные анекдоты. Среди них глубиной и серьезностью темы выделяется новелла «Помощник».

Социально-критические ноты начинают, все усиливаясь и нарастая, явственно звучать в рассказах А. Цвейга лишь в годы, непосредственно предшествовавшие первой мировой войне. Ранними проявлениями этой тенденции были рассказы «Синематограф» и «Покорность». Такой характер эволюции творчества писателя был прежде всего вызван ходом общественных событий — обострением классовых противоречий и усилением империалистической реакции в стране. За этой прелюдией последовала война, произведшая коренной переворот в сознании А. Цвейга и определившая на десятилетия вперед направление его творчества. Октябрьская революция в России, крах гогенцоллерновской империи, революционные события 1918–1923 годов — все это также оказало огромное влияние на мировоззрение писателя, на формирование и углубление критического реализма в его романах и новеллах.

Прогрессирующее варварство германского империализма и общественные потрясения 10-х и 20-х годов сказались в творчестве не только А. Цвейга, они вызвали к жизни быстро и широко распространившееся в литературе направление, известное под именем экспрессионизма. Это направление, вернее его левое крыло, так называемый «активизм», несмотря на присущие ему идеалистические и нереалистические тенденции, было проникнуто пафосом протеста против материального и духовного порабощения человека, против уродств современного буржуазного мира, против кровавой, несправедливой войны и т. д. Влияние экспрессионизма в той или иной степени коснулось почти всех немецких писателей той поры; не миновало оно и А. Цвейга, сказавшись в усилении социально-критических мотивов, в постановке характерных для этого течения проблем (подавление личности бесчеловечными внешними силами, конфликт поколений — «отцов» и «детей» и т. п.), в стилевой окраске ряда новелл.

После прихода к власти в Германии фашизма А. Цвейг был вынужден покинуть родину. Испытания последующих лет были для него суровой, но плодотворной школой. Участие в международном движении против фашизма и войны, сближение с рабочими, коммунистами в едином антифашистском фронте, события второй мировой войны и подвиг советского народа, сокрушившего гитлеровскую империю, — весь этот исторический и личный опыт 30–40-х годов послужил основой для нового значительного идейно-художественного подъема творчества писателя.