Радуга - [105]

— Мой отец, — говорит Берлиоз мягко. — Ты не находишь, что он похож на этот призрак? В его комнате висел желтый бумажный фонарь, в те времена он считался диковинкой. Фонарь был свидетелем всех наших споров. Поэтому-то я и купил эту гравюру, когда увидел ее на международной выставке. С тех пор фонарь-призрак олицетворяет для меня мое несчастье, мою болезнь, смерть, которая охотится за мной, возвещает о себе судорогами в желудке и в конце концов прикончит меня.

Во имя Луи

Но Легуве не нравятся эти речи. Он находит друга чересчур впечатлительным. По его мнению, гравюра на дереве — это просто гравюра на дереве, и она ни в коем случае не походит на отца композитора. Легуве дружески призывает Берлиоза отвлечься от мыслей о себе и о своей болезни. Пусть лучше он подумает о Луи, который вынужден вести жизнь полную опасностей, и примет приглашение из Петербурга, для того чтобы сын мог стать независимым, жениться и переехать к отцу в Париж. (Дочь Легуве, Эрнестина, неравнодушна к Луи Берлиозу, и Легуве не имеет ничего против их женитьбы.) Берлиоз взволнован. Его лицо внезапно светлеет. Он протягивает руки к Легуве.

— Да, мой друг! Ради него, ради Луи. Это большое дитя любит меня, как брата, ему будет приятно читать про меня, а когда я привезу домой кучу франков, он увидит, что я забочусь о нем. Да, я еду в Петербург. Пойдем со мной, мы сейчас же отправимся к антрепренеру.

Берлиоз с трудом вылезает из кровати, звонит своей экономке (это его теща по второму браку) и просит принести ему одежду. С помощью Легуве он одевается, оба уходят. У двери Берлиоз еще раз останавливается, одной рукой показывает на гравюру «Фонарь-призрак», другую руку кладет Легуве на плечо:

— Быть может, нам удастся все же перехитрить его. Во всяком случае, после моей смерти и Луи и человечество получат больше, чем я получил после моего бедного отца. Что он оставил мне? Сто тридцать тысяч франков, чтобы я заплатил долги, материнское проклятие и этот желтый бумажный фонарь.

Легуве берет композитора под руку, ласково увлекает его из комнаты и бодро говорит:

— В Санкт-Петербург, вперед, во славу божью и Франции!

Между тем кольцо танков Африканского корпуса стягивается все уже. Позиции, которые занимают передовые французские части, уже невозможно оборонять долее; французские войска отходят в форт Бир эль Хаким, который при всех обстоятельствах необходимо удержать. Сержант, приятель Гарольда, вновь оказывается поблизости от своего друга, и, покуда его пулеметное подразделение размещается в казематах, он разыскивает Бретона. В пустыне наступает день, на горизонте медленно поднимается солнечный шар.

— А сепсиса у него нет? — спрашивает сержант у санитара.

Сейчас измерим температуру, — отвечает тот. — Сегодня ночью мы совсем сбились с ног. Не хватает людей. У нас слишком мало рук и почти нет медикаментов.

— Можно себе представить, — говорит Шарль, сидя на постели друга и щупая у него пульс. — Когда-то я тоже изучал медицину, — продолжает он, обращаясь к санитару. — И опять займусь ею, как только мы покончим с фашистами.

Больной открывает глаза и смотрит на Шарля:

— Ты здесь, Легуве? — спрашивает он.

Шарль морщит лоб:

— Я здесь, но я не Легуве, я твой друг, сержант Шарль. У тебя, видно, жар, дружище.

— Не уходи, — отвечает Гарольд. — Мой Берлиоз отправляется в путь, и мне не хочется оставаться одному, всеми покинутым.

— Тридцать девять и шесть, — бормочет санитар, — бог его знает, найдем ли мы в этом проклятом сарае среди пустыни нужное лекарство.

— Попробую, — замечает сержант, вставая. — Жаль, если парень погибнет, он очень способный.

— Попытайся, если окажешься возле аппаратной, — говорит санитар, — закажи в Александрии дагенан и, по возможности, пенициллин. К счастью, на свете существуют самолеты. Англичане могли бы сбросить нам лекарства через несколько часов.

— Если только они у них есть, — отвечает Шарль.

В это самое время Гарольд видит, как Гектор Берлиоз запирает свой чемодан. В комнату входит его экономка. Внизу перед домом уже стоит экипаж, Легуве поджидает Берлиоза, чтобы ехать вместе с ним на вокзал Гар дю Нор к скорому поезду на Кельн.

Петербургские газеты опубликовали большие приветственные статьи и воспроизвели гравюру на дереве — портрет Берлиоза работы Курбе. Лицо Берлиоза — высокий лоб, глубокие морщины и длинные седые волосы — полно благородства и значительности. В газетных статьях прославляется «величайший композитор Франции, один из крупнейших музыкантов Европы», который оказывает России честь своим посещением. Берлиоз проезжает через Северную Германию. В Кельне, Ганновере, Берлине и в других городах его встречают на перронах музыканты. Но Берлиозу приятней всего спокойно сидеть в своем купе и, облокотившись на подушки, наслаждаться проплывающим за окном пейзажем. В купе, кроме него, нет никого, он оглядывается вокруг и вспоминает путешествия, которые он совершил прежде. Перед ним встает образ его первой жены Гарриет, потом второй — Марии. Он видит Гарриет на сцене в роли Офелии; Марию, которая поет Эвридику в опере Глюка; постепенно фигуры обеих женщин превращаются в надгробные памятники на Монмартрском кладбище, и Берлиоз в полном одиночестве едет дальше, навстречу восходящему солнцу.