Радуга - [103]
— Послушай, отец. Правительство уже давно засадило в лагеря политических эмигрантов и раньше всех — немецких евреев. Пускай бы только это. Но теперь оно выдает эмигрантов палачам, на расправу гестапо. Оно опозорило все великое, все, что мы чтим с тысяча семьсот восемьдесят девятого года. Я не могу больше играть на альте и писать новое либретто к Фантастической симфонии. Лондон борется, Москва борется, американцы, как и в тысяча девятьсот девятнадцатом, придут к нам на помощь. Разреши мне, отец — я уйду в «маки». — Случайный порыв ветра раздувает пламя ярче. — Спасибо, отец.
Дома Гарольд вешает свой альт на степу под портретом композитора Гектора Берлиоза.
В пустыне, во впадине между двумя песчаными холмами, лежит солдат Гарольд Бретон, наспех перевязанный; возле Бретона на коленях — его товарищ Шарль Видо.
— Держись, дружище, ночью мы перенесем тебя в казематы. Бир эль Хаким выстоит.
Кивнув, раненый приоткрывает глаза:
— Воды!
— Не знаю, можно ли тебе пить, ведь у тебя в животе три пули. Ну, да что там, все-таки будет легче, — Шарль дает ему ковшик с несколькими глотками воды. С гребня холма доносятся крики:
— Эй, сержант, боши зашевелились.
— Огонь! — командует Шарль.
Под короткими пулеметными очередями Шарль бежит обратно к своим. Раненый открывает глаза, прислушивается, опускает веки. Видно, что он впал в полузабытье. Тарахтенье пулемета походит на стук пишущей машинки.
Посередине вложенной страницы мы различаем слова: «…произведение Гектора Берлиоза приобретает новый смысл»… Снова стук машинки… Мы видим пальцы на клавишах рояля; ритмически, очень акцентирование звучит основная тема Фантастической симфонии Берлиоза.
В человеке, который сидит к нам спиной и пишет на машинке, мы узнаем Гарольда Бретона — студента консерватории. И в то же время перед нами раненый Гарольд Бретон в пустыне, изможденный, но с энергичным лицом; он видит себя в Париже, перед ним на столе партитура Фантастической симфонии и его альт. Из портрета на стене выступает Гектор Берлиоз в костюме пятидесятых годов прошлого века; Берлиоз подходит к письменному столу.
— Я рад, что вы относитесь ко мне так серьезно, господин Бретон; хорошо, если бы мои современники поступали так же.
— О маэстро, не согласились бы вы помочь мне? Какая же, черт возьми, основная тема Фантастической симфонии?
Выражение печали на лице Гектора Берлиоза становится еще более явственным; он кладет руку на плечо юноши:
— При жизни я и сам не знал этого, но с тех пор у меня хватало времени дли размышлений. Знайте, что лишь только начинает звучать эта тема, передо мной возникает образ моей матери, молодой и красивой, в белом платье, матери, которая прокляла меня, когда я отправился в Париж в консерваторию, связался с оперой и с театром, с его блеском и мишурой, с его земными и чувственными радостями. Моя мать была примером того, до чего может довести людей благочестие. Представьте себе, что должен испытывать сын, который, несмотря ни на что, любит свою мать, но все же идет своей дорогой и отдается любимому делу. И ему приходится переступить через такое препятствие, как сопротивление собственной матери. Вообразите себе меня: еще совсем юный, я стою в ее комнате, вернее, на пороге комнаты, не осмеливаясь войти. А мать выкрикивает роковые слова: «Если ты свяжешься с театром, будь проклят!»
Раненый видит руки на клавишах рояля и слышит, как в такт пулеметной очереди звучит трагическая тема, которая в партитуре названа «Шествие на казнь».
Затемнение. Подъезжает санитарная машина, такая, какие используют в пустыне. Два санитара подкладывают под Бретона носилки и вносят его в машину. Пока заводится мотор и гусеницы тягача начинают продвигаться вперед, внутренность кареты превращается в маленькую, очень элегантную столовую в Париже, обставленную в стиле Второй империи. На званом обеде среди прочих гостей присутствуют тайный советник министерства барон Брак и писатель Эрнест Легуве. Весна 1863 года. Франция наслаждается мирной жизнью и роскошью, и на лице барона Брака — он правая рука министра изящных искусств — сияет радостная улыбка. Советник оживленно и дружески беседует с писателем. Новая пьеса Легуве имела успех, и тайный советник говорит, что если она понравится императору, его величеству Наполеону III, драматургу обеспечен орден Почетного легиона. Легуве с аппетитом ест вкусные блюда и радуется обещанной награде. Правда, говорит он советнику, еще гораздо большую радость доставило бы ему известие, что эти почести оказаны его другу Гектору Берлиозу.
— Берлиоз, бесспорно, самый крупный композитор Франции; он одинок, болен и давным-давно уже заслужил, чтобы отечество заметило его.
Но советник, подняв брови, нерешительно поглаживает усы и бородку.
— Его величество не любит современной музыки, а наша обворожительная императрица скучает, слушая ее; и потом, не обижайтесь, но ваш друг Берлиоз занимается просто-напросто революцией в музыке, мы никак не можем это поощрять.
— О, но ведь только в музыке, — говорит огорченный Легуве. — В жизни он просто больной человек, и за границей его считают самым ярким представителем французского искусства.
Историю русского военнопленного Григория Папроткина, казненного немецким командованием, составляющую сюжет «Спора об унтере Грише», писатель еще до создания этого романа положил в основу своей неопубликованной пьесы, над которой работал в 1917–1921 годах.Роман о Грише — роман антивоенный, и среди немецких художественных произведений, посвященных первой мировой войне, он занял почетное место. Передовая критика проявила большой интерес к этому произведению, которое сразу же принесло Арнольду Цвейгу широкую известность у него на родине и в других странах.«Спор об унтере Грише» выделяется принципиальностью и глубиной своей тематики, обширностью замысла, искусством психологического анализа, свежестью чувства, пластичностью изображения людей и природы, крепким и острым сюжетом, свободным, однако, от авантюрных и детективных прикрас, на которые могло бы соблазнить полное приключений бегство унтера Гриши из лагеря и судебные интриги, сплетающиеся вокруг дела о беглом военнопленном…
Роман «Затишье» рисует обстановку, сложившуюся на русско-германском фронте к моменту заключения перемирия в Брест-Литовске.В маленьком литовском городке Мервинске, в штабе генерала Лихова царят бездействие и затишье, но война еще не кончилась… При штабе в качестве писаря находится и молодой писатель Вернер Бертин, прошедший годы войны как нестроевой солдат. Помогая своим друзьям коротать томительное время в ожидании заключения мира, Вернер Бертин делится с ними своими воспоминаниями о только что пережитых военных годах.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
С тех пор, как автор стихов вышел на демонстрацию против вторжения советских войск в Чехословакию, противопоставив свою совесть титанической громаде тоталитарной системы, утверждая ценности, большие, чем собственная жизнь, ее поэзия приобрела особый статус. Каждая строка поэта обеспечена «золотым запасом» неповторимой судьбы. В своей новой книге, объединившей лучшее из написанного в период с 1956 по 2010-й гг., Наталья Горбаневская, лауреат «Русской Премии» по итогам 2010 года, демонстрирует блестящие образцы русской духовной лирики, ориентированной на два течения времени – земное, повседневное, и большое – небесное, движущееся по вечным законам правды и любви и переходящее в Вечность.
Абрам Рабкин. Вниз по Шоссейной. Нева, 1997, № 8На страницах повести «Вниз по Шоссейной» (сегодня это улица Бахарова) А. Рабкин воскресил ушедший в небытие мир довоенного Бобруйска. Он приглашает вернутся «туда, на Шоссейную, где старая липа, и сад, и двери открываются с легким надтреснутым звоном, похожим на удар старинных часов. Туда, где лопухи и лиловые вспышки колючек, и Годкин шьёт модные дамские пальто, а его красавицы дочери собираются на танцы. Чудесная улица, эта Шоссейная, и душа моя, измученная нахлынувшей болью, вновь и вновь припадает к ней.
Восточная Анатолия. Место, где свято чтут традиции предков. Здесь произошло страшное – над Мерьем было совершено насилие. И что еще ужаснее – по местным законам чести девушка должна совершить самоубийство, чтобы смыть позор с семьи. Ей всего пятнадцать лет, и она хочет жить. «Бог рождает женщинами только тех, кого хочет покарать», – думает Мерьем. Ее дядя поручает своему сыну Джемалю отвезти Мерьем подальше от дома, в Стамбул, и там убить. В этой истории каждый герой столкнется с мучительным выбором: следовать традициям или здравому смыслу, покориться судьбе или до конца бороться за свое счастье.
События, описанные в этой книге, произошли на той странной неделе, которую Мэй, жительница небольшого ирландского города, никогда не забудет. Мэй отлично управляется с садовыми растениями, но чувствует себя потерянной, когда ей нужно общаться с новыми людьми. Череда случайностей приводит к тому, что она должна навести порядок в саду, принадлежащем мужчине, которого она никогда не видела, но, изучив инструменты на его участке, уверилась, что он талантливый резчик по дереву. Одновременно она ловит себя на том, что глупо и безоглядно влюбилась в местного почтальона, чьего имени даже не знает, а в городе начинают происходить происшествия, по которым впору снимать детективный сериал.
«Юность разбойника», повесть словацкого писателя Людо Ондрейова, — одно из классических произведений чехословацкой литературы. Повесть, вышедшая около 30 лет назад, до сих пор пользуется неизменной любовью и переведена на многие языки. Маленький герой повести Ергуш Лапин — сын «разбойника», словацкого крестьянина, скрывавшегося в горах и боровшегося против произвола и несправедливости. Чуткий, отзывчивый, очень правдивый мальчик, Ергуш, так же как и его отец, болезненно реагирует на всяческую несправедливость.У Ергуша Лапина впечатлительная поэтическая душа.
Сборник «Поговорим о странностях любви» отмечен особенностью повествовательной манеры, которую условно можно назвать лирическим юмором. Это помогает писателю и его героям даже при столкновении с самыми трудными жизненными ситуациями, вплоть до драматических, привносить в них пафос жизнеутверждения, душевную теплоту.