Уборщица влетает в великом негодовании, которое она обращает на Томлина. Она негодует на всех и на вся, особенно же на Томлина.
- Куда ребенка подевали?
- Какого ребенка?
- Какого! - вопит она. Ребенка она любит за то, что Флори поит ее и жалуется ей на Томлина. - Он в саду был, а коляска пустая!
И действительно, не только ребенок, но и сама Флори исчезла. И лишь со слов молочника известно, что она, простоволосая и без пальто, бежала задами с ребенком на руках.
- Я ее спрашиваю, что случилось, а она не остановилась даже, - сообщает молочник.
Было это два года назад, и больше Томлин не слыхал про Флори.
И когда вечерком один в своем сверкающем жилище, уютно убранном отличной экономкой, из тех, что охотней всего наймутся к домовитому порядочному холостяку, Томлин жарит тосты и разворачивает «Таймс», он испытывает невыразимое чувство благодарности. Он признается наконец самому себе: «Да, разумеется, я овца, я абсолютная овца. Но это ведь просто счастье»!
