Радость и страх. Рассказы - [134]

В день Победы в Эрсли жгут костры, вокруг них рука об руку танцуют студенты и заводские работницы, но чуть позже молодых, как и старых, начинают одолевать сомнения. Они спрашивают: «А дальше что? Что теперь с нами будет?» Эта демобилизация не похожа на последнюю уже потому, что последнюю помнят отцы и матери, все, кому сейчас за сорок. На заводах говорят: «Да, рабочих рук не хватает, но так было и в прошлый раз, а потом был и спад, и безработица». Те, кто занят на военных заводах, присматривают другую работу, и все с надеждой и страхом ждут чего-то неизвестного, непредсказуемого.

Армия, распущенная по домам, напоминает не школьников, разъезжающихся на каникулы, а беженцев. В битком набитых поездах едут уже не долготерпеливые солдаты под заботливым присмотром властей, а нервные, беспокойные молодые мужчины в поисках работы, жилья, вынужденные сами о себе заботиться. И подобно беженцам, они легко поддаются панике. Они хватаются за подвалы, за дома-развалюхи; втридорога покупают магазины. Отцы и дети, жившие врозь, спешат воссоединиться, но обнаруживают, что стали чужими и не понимают друг друга. Молодые мужья и жены, неплохо уживавшиеся во время войны, загораются желанием обрести свободу. Суды разбирают десять тысяч дел о разводе. Луис после двух лет брака разводится с женой. Нэнси вдруг приходит к выводу, что должна развестись с Паркином, и тот отвечает ей обратной почтой, что подумывает об этом уже четырнадцать месяцев - с тех самых пор, как родился Джеки.

- Это на него похоже! - восклицает Нэнси. - Ему бы только сказать какую-нибудь гадость. Счастье, что я могу от него избавиться. Такой отец один вред для ребенка.

Паркин только что выписался из госпиталя. Его самолет был сбит в Северной Африке, он уволен на небольшую пенсию и еще не решил, пойти ли по деловой части или поступить в университет. А пока он опять живет с Филлис в Лондоне, и улик для привлечения его к суду более чем достаточно.

Но Табита, хоть и сама настаивала на разводе, пожалела об этом, как только Нэнси подала в суд - это лишь подстегнуло в ней беспокойство, разом пошатнувшее все нормы военного времени. «Какое наслаждение снова чувствовать себя свободной, - говорит Нэнси. - Просто не понимаю, как я могла столько времени терпеть Джо». И едет в Эрсли на вечеринку с коктейлями, где встречает несколько старых партнеров по танцам.

Но метания Нэнси - только малая доля тех новых забот, которые свалились на Табиту. Она уже чувствует, что рост заработной платы и рост цен означают конец «Масонов». Ее и Гарри терзает смутная тревога, как животных перед грозой или при перепаде атмосферного давления. Старый Гарри ворчит на Табиту: «Уголь опять подорожал. Почему не купила сразу целый грузовик? Ни о чем-то ты не думаешь». Табита только гадает, какое именно из землетрясений, вызванных концом войны, поглотит ее или раздавит насмерть. Один из постоянных источников ее тревоги - расточительность Бонсера. Он тратит деньги со скоростью ста фунтов в неделю. Но когда его однажды подобрали без сознания на улице в Эрсли, мысль, что он может умереть, ужаснула ее.

Стоило Бонсеру снять мундир, как все увидели, что он всего-навсего старый, износившийся пьянчужка. Его почитатели из Гранд-отеля демобилизованы и разъехались кто куда, и опять он пропадает в кабаках среди всяких темных личностей, но и они уже не слушают его басен надоело.

Живет он с некой Ирен или Айрин Граппер, девятнадцатилетней, но уже широко известной продажной девицей. Она очень некрасивая, с птичьим лицом, узкой плоской фигурой и кривыми ногами; а грубый грим, большущие оранжевые губы, намалеванные поверх маленького рта, и прическа-башня из жестких соломенных волос уродуют ее еще больше. У нее нет ни вкуса, ни воображения, только маленький алчный ум и бесстыдство магазинной воровки. Но профессиональное умение помогло ей быстро привязать к себе старого похабника. И, забрав над ним власть, она безжалостно им помыкает. Отнимает у него стакан - «Хватит с тебя на сегодня». Прерывает его посреди длинного монолога о Потсдамской конференции: «Заткнись, старый дурак, слушать тошно». А он в ответ только оглядывает собутыльников и с идиотской улыбкой покачивает головой, словно говоря: «Не смею перечить даме».

И она беззастенчиво грабит его. Берет у него бумажник, чтобы расплатиться, а потом кладет в свою сумку. «Ладно, пусть пока будет у меня».

Один раз она даже привезла его к самой двери Амбарного дома, но Нэнси, предупрежденная старухой Дороти, перехватила их в прихожей: - Простите, это частное владение.

Бонсер пробует хорохориться: - Это мой секретарь мисс Граппер.

- К сожалению, сейчас не могу ее принять. Бабушка отдыхает.

- Как это не можешь принять? - И хочет оттолкнуть Нэнси.

Но та не отступает. - Я думала, это бабушкин дом.

И мисс Граппер хватает Бонсера за рукав. - Пошли, глупая ты башка. Что толку спорить?

- Ты совершенно права, дорогая. Я уйду, и больше меня здесь не увидят. Слышите, миссис Паркин? Надеюсь, вы собой довольны? А вам известно, что я мог бы все здесь пустить в трубу? Что бы вы тогда стали делать?