Радиосигналы с Варты - [120]

— Не беспокойся, я сам об этом позабочусь, — заверил Василия Фриц и начал собирать свои вещички. — Ну что, вставать будем? Вилли уже вышел из дома. А каратели вот-вот должны появиться.

Однако в тот день встретиться с фашистами им не удалось: гитлеровцы то ли отказались от дальнейших поисков, то ли начали прочесывать дальний лес.

Тадеуш появился ранним утром. Вместе с ним пришли Срока и еще трое хорошо знакомых ему солдат. Видимо, ему хотелось, чтобы у советских товарищей сложилось о его людях хорошее мнение.

Вопрос с жильем был улажен. Мельник, по словам Тадеуша, ждет гостей к ночи. Сейчас же они пойдут сначала на хутор Пилавы.

Несмотря на то что они шли обходным путем, дорога оказалась недолгой. В комнате сидел старый Пилава и читал библию. Увидев вошедших, он захлопнул книгу и пошел им навстречу. Судя по всему, Тадеуш чувствовал себя здесь хозяином.

Эрнст и Вилли сели к столу. Фриц, которого всегда и везде интересовало, как живут люди, обошел всю комнату, внимательно осмотрев ее обстановку. Помещение показалось ему огромным. На окнах висели тяжелые занавеси, которые пропускали мало света, основная масса его падала через открытую дверь, ведущую в прихожую. Мебель была старой, простой по форме, но хорошего дерева.

Между окнами висел отрывной календарь. На верхнем листке красовалась цифра «22», Это число напомнило Фрицу о том, что ровно месяц назад он ночью был выброшен в незнакомых ему местах.

«Трудно предугадать, — думал он, — чего только не может случиться с человеком даже за двадцать четыре часа». Раньше жизнь как бы измерялась годами, а в условиях подполья — даже часами. И к этому нужно привыкнуть».

Ниже календаря на небольшой полочке стоял радиоприемник, судя по виду, очень старенький. Пыль, осевшая на нем, свидетельствовала о том, что к нему давно не прикасались. Возможно, он вообще стоял только для украшения.

Знакомые шаги отвлекли Фрица от его мыслей. По освещенному солнцем коридору шли Макс и Андре, которые несколько часов спали в сарае. Андре шел быстро, и Фриц не сразу узнал его.

Макс выпрямился, его светлые волосы рассыпались, а на бледном лице как-то неестественно блестели большие темные глаза.

«Интересно, почему у него так блестят глаза? — невольно подумал Фриц. — Ведь он ничего ее пил».

Остановившись, Андре рассказал о том, что его встреча с железнодорожником Моравцем произошла так, как была задумана. Было решено возобновить деятельность группы. Правда, сегодня они обсудили лишь кое-какие детали, в том числе и вопрос о том, как в будущем поддерживать связь друг с другом. Все это Андре выложил энергично, голос его звучал уверенно, чувствовалось, что он от души радуется тому, что их бесконечным преследованиям настал конец.

Макс то и дело ходил по комнате, и Фриц, видя, что товарищ из-за чего-то сильно нервничает, жестом подозвал его к себе. Они уселись немного в сторонке, тем более что им не было необходимости принимать участие в таких разговорах.

«Я должен как-то успокоить его, — решил про себя Фриц, — но только прежде нужно узнать, что так расстроило его». Поэтому он сначала поинтересовался, в каких условиях проходила встреча и выходил ли их друг уже на радиосвязь.

Макс отвечал кратко, даже скупо, что все проходило нормально, только комнатушка, где они встречались, была ужасно маленькой. Затем его словно прорвало, и он сказал:

— Если мы примем самолет с Большой земли, то мы останемся в Люблинце, а вы двинетесь дальше. Это Андре утром так сказал. Вот тогда, Фриц, мы навсегда расстанемся: наши дорожки разойдутся в разные стороны.

— Навсегда нас может разлучить одна только смерть, — возразил ему Фриц. — А умирать мы, как тебе известно, пока еще не собираемся, так что не мели ерунды. О том, что нам рано или поздно придется расстаться, мы с тобой знали и прежде, и ты ничего не имел против. Когда мы находились в Москве, ты был готов на любую операцию, а теперь что ты говоришь!

Фриц сознательно повысил голос: он во что бы то ни стало хотел вывести своего молодого друга из мрачного настроения. Он прекрасно понимал, что Макс привык к коллективу, к своим товарищам, в том числе и к советским, общение с которыми как бы защищало его от всех возможных неприятностей. Теперь Макс боялся остаться один, а пребывание в домике железнодорожника только способствовало возникновению у него такого настроения. Произвело на него впечатление и то, что даже такой испытанный товарищ, как Андре, и тот, оказывается, не гарантирован от ошибок, а уж он-то, Макс, тем более. Вполне возможно, что эта мысль произвела на него столь сильное впечатление, что он потерял душевное равновесие.

«Такие душевные срывы очень опасны, — думал Фриц, — они парализуют активность, работоспособность человека и резко снижают его бдительность. Он должен сам освободиться от своего пессимизма, однако толчок для этого должен дать ему я».

— Тебе вовсе не пристало ходить с опущенной головой, — строгим тоном начал Фриц. — Что за слова ты говоришь? Во-первых, пока еще далеко не ясно, кто из нас уходит, а кто остается. Вполне может случиться и наоборот. Для этого достаточно приказа из Центра. Во-вторых, если ты желаешь выслушать мое личное мнение, то вот оно: мне все равно, где я буду находиться. Здесь ли, там ли — я буду бороться против врагов, а они есть везде. Мое место там, куда меня пошлет партия, до сих пор я полагал, что ты придерживаешься такого же мнения.