Радимир - [4]
— Добрый вечер. Документы при себе есть?
Озадаченно роюсь в кармане. Про документы меня не предупредили.
— Только это, — просовываю в окошечко заламинированный прямоугольник — пропуск в офисный центр, где находится мое рекламное агентство.
Охранник исподлобья сверяет фотографию с моей физиономией. Неторопливо записывает данные в журнал и возвращает документ.
— Поднимитесь по этой лестнице на второй этаж, а там — последняя дверь в конце коридора. Вас уже ждут.
По тому, как он это произносит, понимаю, что для каждого маршрута у него заготовлены четкие словесные формулировки — «наверх… прямо… пройдете… направо…»
Взбегаю по лестнице и чувствую, как меня подталкивает в спину колючий сторожевой взгляд. Сворачиваю в коридор и замедляю шаг — здесь я уже вне пределов видимости. Похоже, в здании совсем недавно сделан капитальный ремонт. Ощущается необжитость пространства. Чистые стены без грязных штрихов и сальных пятен, одинаковые двери без табличек, в темной рекреации зачехленная мебель и коробки с оргтехникой. Слабый, но все же еще ощутимый запах штукатурки, краски и облицовочного пластика.
Вот и конец коридора. Прохожу в небольшую комнату с тщательно укомплектованным местом секретаря — навороченный телефон, жидкокристаллический монитор, факс-принтер, ксерокс. Слева от обширного кожаного дивана вижу дверь — очевидно, там кабинет испанца. Еле успеваю оглядеться, как она неожиданно распахивается, и высокий элегантный мужчина рукопожатием пушкинского каменного гостя сдавливает мою ладонь:
— Антон, добрый вечер! Вы удивительно пунктуальны — ровно восемь! Раздевайтесь и проходите.
Мужчина предупредительно отодвигает передо мной зеркальную панель встроенного шкафа и исчезает в своем кабинете. Быстро сбрасываю куртку, приглаживаю вихры и прохожу вслед за хозяином.
Удивляюсь резкому контрасту в интерьерах. В коридоре и секретарской — безликий офисный стиль, а здесь — антикварный уют в багровых тонах. Мебель массивная, добротная, сразу видно, что из настоящего дерева. Резные книжные шкафы, напольные часы с качающимся маятником, широкий письменный стол, кожаные кресла.
Повинуясь жесту испанца, усаживаюсь в одно из них. На столе — раскрытый ноутбук, настольная лампа с абажуром в виде цветка лотоса, трубка беспроводного телефона, фарфоровая пепельница-черепаха. Из прикрытой кожаной папки выглядывают уголки желтоватых бумаг. Рядом лакированная деревянная коробка. На верхней крышке надпись Cohiba и силуэт мужской головы. На передней стенке витиеватая надпись La Habana Cuba и бумажная наклейка с замысловатым гербом. Что-то смутно знакомое… Тьфу! Да там же сигары! Кубинские, дорогие… Дядька явно не из бедных.
— Ну как вам? — спрашивает Хосе Мануэль и показывает куда-то за мою спину.
Оглядываюсь и вижу на стене свою картину — девушка-змея. Мрачноватая готика, что-то среднее между работами Гигера и холстами Вальехо. Свое произведение я знаю наизусть, поэтому исподтишка разглядываю хозяина офиса. Он стоит ко мне полубоком. Черные лакированные туфли, черные брюки, белая рубашка с рубиновыми крапинками запонок. Блестящие черные волосы зачесаны назад. Невысокий лоб, густые брови, короткий нос, резко очерченный подбородок. Возраст сразу не определишь — может мой ровесник, а может и старше. Смугл, строен, высок. Чувствуется иноземная порода.
— Маловата для такого кабинета, — запоздало отзываюсь я.
Испанец разворачивается ко мне и улыбается. Зубы белые, как в стоматологической рекламе. Замечаю, что глаза у Хосе Мануэля голубые. Даже пронзительно голубые — кусок неба в ясный морозный день. Удивительно. Я всегда думал, что у испанцев глаза черные или карие… Может он и не испанец вовсе? Хотя — похож, этакий переодетый мадридский матадор. И взгляд — холодный, уверенный. Человек с таким взглядом убивает не задумываясь, потому что все свои моральные проблемы давно уже решил…
— Но, вы же не собираетесь бросать живопись? Напишите для меня еще одну картину, такого размера, какой должен быть. Вы же делаете работы на заказ?
— Да, делаю.
— Вот и отлично! — улыбка снова появляется на лице испанца. В ее лучах ледяной взгляд уже не кажется таким холодным и безжалостным. Я расслабляюсь: здесь тепло и уютно, а хозяин, по-видимому, богат и желает раскошелиться.
Испанец опускается в свое рабочее кресло. Замечаю на его безымянном пальце красивый перстень. Не здоровенную печатку, как у наших бандитов, а аккуратненькое кольцо из белого металла с круглым красным камнем. Кажется, что перстень светится изнутри, не отражает свет настольной лампы, а излучает свой собственный кровавый свет…
— О ваших картинах мы еще поговорим. Сейчас немного о другом, — лицо испанца становится серьезным, — В самое ближайшее время наша компания собирается запустить новый интернет-проект. У нас уже есть несколько бизнес-порталов, но задуманный сайт кардинально от них отличается. Это будет развлекательный портал, на девяносто процентов насыщенный визуальными материалами — фотографиями и короткими видеороликами. Пусть это вас не смущает, но главными темами на нашем сайте будет насилие и секс. Причем именно в такой последовательности. Еще раз повторяю — не пугайтесь и не спешите отказываться, ничего противозаконного у нас не будет. Наш сайт не собирается заниматься растлением посетителей. У нас совсем иные цели, какие — пока коммерческая тайна… Интригующие картинки нужны нам лишь для привлечения посетителей. Это необходимое условие для того, чтобы проект стал приносить деньги. Почему насилие и секс? Потому что именно эти вещи находят мгновенный эмоциональный отклик в любом человеке. Потому, что только они интригуют и вызывают неподдельный интерес. Вспомните, сколько зевак всегда собирается вокруг места автокатастрофы, каким массовым успехом пользуются детективные сериалы и боевики. А в видеотеке каждого мужчины всегда найдется парочка порнофильмов…
![Духовная традиция и общественная мысль в Японии XX века](/storage/book-covers/b6/b6dc3a4d5a6cd20cdb7fd033fdeb8eab7959d85b.jpg)
Книга посвящена актуальным проблемам традиционной и современной духовной жизни Японии. Авторы рассматривают становление теоретической эстетики Японии, прошедшей путь от традиции к философии в XX в., интерпретации современными японскими философами истории возникновения категорий японской эстетики, современные этические концепции, особенности японской культуры. В книге анализируются работы современных японских философов-эстетиков, своеобразие дальневосточного эстетического знания, исследуется проблема синестезии в искусстве, освящается актуальная в японской эстетике XX в.
![Россия земная и небесная. Самое длинное десятилетие](/storage/book-covers/7a/7adad9ce1bac08c3b88dbca5e5a9dcc66600f259.jpg)
Это не совсем обычная книга о России, составленная из трудов разных лет, знаменитого русского ученого и мыслителя Виктора Николаевича Тростникова. Автор, обладая колоссальным опытом, накопленным за много лет жизни в самых разнообразных условиях, остается на удивление молодым. Действительно, Россия в каком-то смысле пережила свое «самое длинное десятилетие». А суждения автора о всяческих сторонах общественной жизни, науки, религии, здравого смысла оказываются необычно острыми, схватывающими самую суть нашей сегодняшней (да и вчерашней и завтрашней) реальности.
![Сборник № 14. Этика I](/storage/book-covers/ec/ec05852eae881aaadcd0832ccf7f843583446bc1.jpg)
Серия «Новые идеи в философии» под редакцией Н.О. Лосского и Э.Л. Радлова впервые вышла в Санкт-Петербурге в издательстве «Образование» ровно сто лет назад – в 1912—1914 гг. За три неполных года свет увидело семнадцать сборников. Среди авторов статей такие известные русские и иностранные ученые как А. Бергсон, Ф. Брентано, В. Вундт, Э. Гартман, У. Джемс, В. Дильтей и др. До настоящего времени сборники являются большой библиографической редкостью и представляют собой огромную познавательную и историческую ценность прежде всего в силу своего содержания.
![Субъективная диалектика](/build/oblozhka.dc6e36b8.jpg)
Во 2-м томе марксистско-ленинская диалектика рассматривается как теоретическая и методологическая основа современного научного познания. Исследуется диалектика субъекта и объекта, взаимосвязь метода теория и практики, анализируется мировоззренческая, методологическая эвристическая и нормативная функции принципов, законов и категорий диалектики, раскрывается единство диалектики, логики и теории познания.
![Диалектика абстрактного и конкретного в "Капитале" К. Маркса](/build/oblozhka.dc6e36b8.jpg)
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
![Машина зрения](/storage/book-covers/28/282836cd9e964f5755d5b28f85563623e24f9f31.jpg)
Поль Вирильо, архитектор, основатель (совместно с Клодом Параном) группы «Architecture Principe», писатель, автор книг «Бункер: археология», «Скорость и политика», «Эстетика исчезновения», «Критическое пространство», «Информационная бомба», «Пейзаж событий» и других, католик, развивает в эссе «Машина зрения» свою традиционную тему критической рефлексии над феноменом скорости. Социальная эволюция, тесно переплетенная, согласно Вирильо, с процессом всеобщего ускорения, в данном случае рассматривается в ее визуальном аспекте.