Радимир - [3]
— Может Димке пожрать привезти?
— Ага, будет он там, среди полутрупов, уплетать бутерброды с докторской колбасой!
Рассказываю Аньке про испанца. Она морщит свою лисью мордочку и говорит: «не знаю — не знаю…» Ее сомнения понятны. Надеждами да обещаньями сыт не будешь. Единственное средство от финансовых разочарований — предоплата. Правда, заказчики каждый раз норовят отвертеться — за что платить, если ничего не сделано? Иногда поддаюсь на их уловки, а потом кусаю локти. Одна радость — отвергнутые эскизы потом можно подправить и впарить другому клиенту. Багажом этих невостребованных эскизов и отличается опытный дизайнер от новичка…
На анькин голос откуда-то из-под дивана вылезает заспанный Феликс, запрыгивает к ней на колени и с явным сексуальным настроем начинает обнюхивать ее шерстяную кофту.
— Размурлыкался, — Анька почесывает кота за ухо, а тот довольно мурлычет, — Весну почуял!
— Кофту он твою почуял… И тебя в ней.
Глава вторая
Выхожу за две остановки. Время в запасе еще есть. На важные встречи я всегда выезжаю заранее. Размеренная прогулка перед деловым свиданием полезней, чем гонка за упущенными секундами.
Я хорошо знаю дом, где расположен офис испанца. Когда учился на первом курсе архитектурного факультета, мы чертили это старинное каменное здание с островерхой башенкой над входом. Помню, какой ужас внушали нам, вчерашним школьникам, синьки, которые мы должны были детально скопировать. Помню, как я натягивал ватман на свой первый подрамник, как заправлял тушью допотопный рейсфедер, и обводил по лекалу криволинейные загогулины…
Скольжу по замерзшему тротуару. Ступаю осторожно. Запросто можно расстелиться посреди улицы. Уже совсем стемнело, но здесь, в центре города, народа полно. В основном молодежь. Оккупирует кафе, бары, топчется около кинотеатров и ночных клубов. Покуривает сигареты, посасывает ржавое пиво. Жить стало лучше, жить стало веселее, пьянее и кайфовее… Над головой пульсирует неон:
Лагуна… Пассаж… Воскресенский… Бездна… Манго… Шпилька… Колизей…
Эта вереница вывесок, напоминает мне кроссворд из желтой газетенки, где Христос по вертикали запросто перекрещивается с хреном по горизонтали…
Раньше неон был только на кинотеатрах и кооперативных магазинах, а теперь на каждой затрапезной забегаловке. Это мой бывший однокурсник постарался. Помню, с каким восторгом он рассматривал замусоленный импортный журнальчик с фотками Лас-Вегаса. И вот — нате-получите! Заработал денег, купил заводик по производству неона и осчастливил весь город.
Неон гибок и ярок — плывет разноцветными волнами, перемигивается оплавленными осколками, закручивается огненными спиралями. Его мистический свет рефлексирует в лицах прохожих, окрашивает щеки в мертвенный сиреневый, желтый, синий… Те буквы, что побойчее, прилепляются к стеклам автомобилей и проносятся чуть вперед, чтобы стереться уже под следующей рукотворной радугой.
Хлопают двери, хрустит и ломается под шинами автомобилей лед. Слышен девичий смех и приглушенные трели сотовых телефонов. Город живет, народ спешит, катится крохотными кровяными тельцами в тесных бетонных жилах.
Приземистая тень превращается в несуразную человеческую фигуру. Женщина без ног на маленькой тележке. Короткие обрубки укутаны одеялом. Наверное, очень холодно сидеть долгие часы совсем без движения. Она часто просит милостыню тут, под присмотром расфуфыренных манекенов. Сколько монеток должно упасть в ее пластиковую коробочку, чтобы сегодня она съела на ужин несколько сосисок?
Не люблю нищих калек. За чувство вины, что сам ты здоров и в твоем кармане съежились гармошкой спасительные банкноты. За назойливое напоминание, что жизнь человеческая в любой момент может треснуть, надломиться и отбросить тебя под полыхающую неоновую витрину. Очень редко подаю нищим. Не потому, что жаль денег, а из чувства сопротивления навязчивой христианской морали, которая настырно твердит:
Ты должен поступать так…
Ты должен делиться…
Ты должен…
Никому и ничего я не должен! А если и захочу с кем-то поделиться честно заработанными рублями, то без чужой подсказки.
Собираюсь пройти мимо и на этот раз, но рука сама вытаскивает из кармана смятую десятку и опускает в пластмассовое корытце. В быстром полупоклоне успеваю заметить на дне несколько одиноких монет и услышать за спиной благодарственное «Спаси вас бог!»…
Что же он тебя не спасет? Прячется за черными рясами и золотыми куполами. Откупается скудными подаяниями прохожих…
Сворачиваю к особняку. В нескольких окнах горит свет. Уютный чистенький дворик. У входа одинокий «геленваген» — испанца?
На железной двери кодовый замок. Любопытный глазок видеокамеры изучает мою норковую шапку. Нажимаю кнопку звонка.
— Говорите, — сурово откликается динамик.
Произношу свою фамилию и, сверяясь с бумажкой, имя испанца. Сим-сим откройся! Яви мне золотые горы, молочные реки и кисельные берега! Замок щелкает и запускает меня в тесный тамбур. Толкаю вторую дверь и оказываюсь перед стеклянной кабинкой охранника. Вокруг полумрак, только этот гигантский аквариум с широкоплечей фигурой в пятнистом камуфляже наполнен ярким светом. Диковинная человекорыбина по ту сторону стекла с любопытством изучает меня, а я ее. Суровое лицо, взгляд с подозрительным прищуром, белесый ежик короткой стрижки.
Макс Нордау"Вырождение. Современные французы."Имя Макса Нордау (1849—1923) было популярно на Западе и в России в конце прошлого столетия. В главном своем сочинении «Вырождение» он, врач но образованию, ученик Ч. Ломброзо, предпринял оригинальную попытку интерпретации «заката Европы». Нордау возложил ответственность за эпоху декаданса на кумиров своего времени — Ф. Ницше, Л. Толстого, П. Верлена, О. Уайльда, прерафаэлитов и других, давая их творчеству парадоксальную характеристику. И, хотя его концепция подверглась жесткой критике, в каких-то моментах его видение цивилизации оказалось довольно точным.В книгу включены также очерки «Современные французы», где читатель познакомится с галереей литературных портретов, в частности Бальзака, Мишле, Мопассана и других писателей.Эти произведения издаются на русском языке впервые после почти столетнего перерыва.
В книге представлено исследование формирования идеи понятия у Гегеля, его способа мышления, а также идеи "несчастного сознания". Философия Гегеля не может быть сведена к нескольким логическим формулам. Или, скорее, эти формулы скрывают нечто такое, что с самого начала не является чисто логическим. Диалектика, прежде чем быть методом, представляет собой опыт, на основе которого Гегель переходит от одной идеи к другой. Негативность — это само движение разума, посредством которого он всегда выходит за пределы того, чем является.
В Тибетской книге мертвых описана типичная посмертная участь неподготовленного человека, каких среди нас – большинство. Ее цель – помочь нам, объяснить, каким именно образом наши поступки и психические состояния влияют на наше посмертье. Но ценность Тибетской книги мертвых заключается не только в подготовке к смерти. Нет никакой необходимости умирать, чтобы воспользоваться ее советами. Они настолько психологичны и применимы в нашей теперешней жизни, что ими можно и нужно руководствоваться прямо сейчас, не дожидаясь последнего часа.
На основе анализа уникальных средневековых источников известный российский востоковед Александр Игнатенко прослеживает влияние категории Зеркало на становление исламской спекулятивной мысли – философии, теологии, теоретического мистицизма, этики. Эта категория, начавшая формироваться в Коране и хадисах (исламском Предании) и находившаяся в постоянной динамике, стала системообразующей для ислама – определявшей не только то или иное решение конкретных философских и теологических проблем, но и общее направление и конечные результаты эволюции спекулятивной мысли в культуре, в которой действовало табу на изображение живых одухотворенных существ.
Книга посвящена жизни и творчеству М. В. Ломоносова (1711—1765), выдающегося русского ученого, естествоиспытателя, основоположника физической химии, философа, историка, поэта. Основное внимание автор уделяет философским взглядам ученого, его материалистической «корпускулярной философии».Для широкого круга читателей.
В монографии на материале оригинальных текстов исследуется онтологическая семантика поэтического слова французского поэта-символиста Артюра Рембо (1854–1891). Философский анализ произведений А. Рембо осуществляется на основе подстрочных переводов, фиксирующих лексико-грамматическое ядро оригинала.Работа представляет теоретический интерес для философов, филологов, искусствоведов. Может быть использована как материал спецкурса и спецпрактикума для студентов.