Ради тебя - [5]

Шрифт
Интервал

Женька, показав глазами на немца, спросил Кедрова:

— Ему тоже надо чего-то дать. Хоть хлеба. Дать?

В одной банке осталось немного консервов.

— Дай и это, — сказал Кедров.

Никольский лежал под сосной, сосал трубку, смотрел на немца, смотрел, как он ест, и негромко ругался:

— Высшая раса! Носители цивилизации! Народ философов и поэтов. Тевтоны, бюргеры, колбасники и гомосексуалисты.

— Ложитесь все, — сказал Кедров? — Я покараулю.

Батраков лег рядом с Никольским и положил голову ему на бедро.

— Дай срок, Витя, мы сведем с ними счеты, — сонно сказал он.

Тарасов, Песковой и Женька постелили под той же сосной палатки, бросили на них вещмешки, улеглись и через минуту словно провалились куда-то, уснули.

Кедров сел шагах в четырех от немца со стороны спины. Он сидел, привалившись к дереву, и кусал травинку, и смотрел то на небо, то на немца, то на спящих, то на красных лесных таракашек, известных под названием «солдатиков». Его клонило в сон, и он сонно тряс головой и встряхивал автоматом, который лежал у него на коленях.

Первым проснулся Женька. Он поежился и зевнул.

— Ты чего же не разбудил меня? — спросил он. — Я бы посидел с фрицем.

Кедров закурил новую сигарету.

— Да сколько вы спали? Толкни-ка Никольского.

Женька подергал Никольского за рукав. Никольский сел и стряхнул дремоту.

— Продолжаем жить?

— Продолжаем, — согласился Женька.

Никольский щелкнул пальцами.

— Сейчас бы чашечку кофе! — мечтательно сказал он. — Ты любишь кофе?

Женька пожал плечами.

— Не знаю. У нас в деревне чай пьют.

— Чай — это тоже хорошо. Свежий, крепкий чай. Особенно сейчас бы. — Никольский вздохнул и плюнул — во рту у него после шнапса было отвратительно. — Стакан цейлонского чаю! Да, Женька? Или ты в деревне пил индийский?

— Не помню. Разве не все равно? — удивился Женька.

Никольский глотнул воды из фляги и стал разжигать трубку.

— Представь себе, не все равно. Но сейчас это — детали. Ого! Без трех минут четыре. Ну-ка, подъем, подъем, служивые. Дай, Игорь, карту.

Кедров вынул из планшета карту немца и расстелил ее.

— М-да, — протянул Батраков, присмотревшись к карте.

Карта была штабная, большого масштаба, немецкая оборона обозначалась на ней сплошной линией, и овалы с флажками полков и дивизий западнее этой линии ничего не говорили им: оборона изображалась условно, а не показывалась топографически — как она идет, где проходят окопы, где расположены артиллерийские и минометные позиции, на карте не обозначились места, где в этих овалах были немцы и где их не было.

Все сразу же увидели, что карта им не поможет. Попади такая карта начальнику штаба корпуса хотя бы за день до наступления, и начальник штаба, наверно, отвинтил бы с кителя орден и отдал бы тому, кто принес ее, но для них сейчас эта карта была только куском бумаги, годной разве, чтобы разжечь костер.

Батраков, взглянув на солнце, повернул верхний обрез карты к северу, поводил пальцем по карте и отчеркнул ногтем крестик.

— Мы примерно здесь. Вот Григорьевка, откуда мы наступали. Та длинная деревня — предпоследняя, а вот та… Мы вошли в лес примерно здесь. Вот просека — эти пунктиры, вот дорога. Мы прошли левее тригонометрической точки, той вышки, на которую хотел идти Песковой. Мы примерно здесь, — повторил он. — Километров пятнадцать от фронта.

— Может, наши продвинулись? — сказал Песковой.

Батраков провел ногтем от крестика к синей линии и пересек ее.

— Если держать строго на восток, Григорьевка останется правее.

— Надо идти на восток, — сказал Никольский.

— Да, — поддержал Бадяга. — Неважно, где выходить.

Тарасов пристально рассматривал значки на карте.

— А выйти бы надо.

Все молчали.

Кедров толкнул Никольского.

— Посмотри, фриц слушает. Мне кажется, он понимает. Я все время слежу за ним.

Батраков прищурился и поманил немца пальцем.

— Иди сюда.

Немец встал и шагнул к палатке.

— По-русски понимаете? — спросил его Никольский.

Немец что-то ответил по-немецки.

— Как консервы? — спросил Песковой.

Немец снова сказал что-то по-немецки.

— Что он говорит? — спросил Бадяга у Кедрова.

— Откуда я знаю? — Кедров снова переглянулся с Никольским.

Бадяга оттопырил губу.

— Как откуда? Ты же десятилетку кончил!

— Я учил английский. Жень, что он сказал?

Женька смутился.

— Я не понял. Он очень быстро говорит и совсем не так, как в школе.

Бадяга еще больше оттопырил губы.

— Эх вы, ученые.

— Он понимает по-русски, — повторил Кедров. — Я сказал: «Снимай мешок», и он снял, я сказал: «Садись», и он сел. Я все время смотрел на него — он слушал, по глазам видно, что понимает.

— Как собака, все понимает, а сказать не может, — определил Никольский и заглянул немцу в лицо.

— Не, не может, а не хочет, — уточнил Тарасов.

Немец чуть побледнел.

Никольский полыхал трубкой.

— Но, может, он еще заговорит?

Всего на секунду, и едва-едва заметно, губы у немца презрительно дрогнули.

— Видел? — спросил Батраков Кедрова.

Кедров встал.

— Не надо, Игорь, — попросил Женька.

Кедров дернул плечом, шмайсер скользнул ему в руку, и он перевел предохранитель на «огонь».

— Не твое дело.

Никольский вынул изо рта трубку.

— Советую, господин полковник, одуматься.

Немец смотрел вниз.

— Так как, ты понимаешь по-русски? — спросил Кедров.


Еще от автора Олег Борисович Меркулов
На двух берегах

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Комбат Ардатов

Капитан Ардатов прошел в 1941 году через испытания первых месяцев войны. Он приобрел в них командирский опыт, умение вести в бой подчиненных. Направленный после ранения под Сталинград, комбат Ардатов, еще не дойдя до своего полка, организует оборону важного тактического рубежа, куда прорвался авангард гитлеровцев.


Рекомендуем почитать
Тамбов. Хроника плена. Воспоминания

До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.


Маленький курьер

Нада Крайгер — известная югославская писательница, автор многих книг, издававшихся в Югославии.Во время второй мировой войны — активный участник антифашистского Сопротивления. С начала войны и до 1944 года — член подпольной антифашистской организации в Любляне, а с 194.4 года — офицер связи между Главным штабом словенских партизан и советским командованием.В настоящее время живет и работает в Любляне.Нада Крайгер неоднократна по приглашению Союза писателей СССР посещала Советский Союз.


Великая Отечественная война глазами ребенка

Излагается судьба одной семьи в тяжёлые военные годы. Автору хотелось рассказать потомкам, как и чем люди жили в это время, во что верили, о чем мечтали, на что надеялись.Адресуется широкому кругу читателей.Болкунов Анатолий Васильевич — старший преподаватель медицинской подготовки Кубанского Государственного Университета кафедры гражданской обороны, капитан медицинской службы.


С отцами вместе

Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.


Из боя в бой

Эта книга посвящена дважды Герою Советского Союза Маршалу Советского Союза К. К. Рокоссовскому.В центре внимания писателя — отдельные эпизоды из истории Великой Отечественной войны, в которых наиболее ярко проявились полководческий талант Рокоссовского, его мужество, человеческое обаяние, принципиальность и настойчивость коммуниста.


Катынь. Post mortem

Роман известного польского писателя и сценариста Анджея Мулярчика, ставший основой киношедевра великого польского режиссера Анджея Вайды. Простым, почти документальным языком автор рассказывает о страшной катастрофе в небольшом селе под Смоленском, в которой погибли тысячи польских офицеров. Трагичность и актуальность темы заставляет задуматься не только о неумолимости хода мировой истории, но и о прощении ради блага своих детей, которым предстоит жить дальше. Это книга о вере, боли и никогда не умирающей надежде.