Ради мира на земле - [76]

Шрифт
Интервал

— Не робь, уралец, — кричал в ухо Томилин. — Живы будем, не помрем!

Эту убежденность, эту веру в себя на всю жизнь перенял от первого своего боевого командира и пронес через все фронты Михаил Лазарев.

А немного позже, подчиняясь призывным словам команды, словно подброшенный невидимой пружиной, взметнулся Лазарев над бруствером окопа вслед за Томилиным. За ними — остальные бойцы взвода. Земля обдавала их горячим дыханием разрывов, а они бежали навстречу танкам с паучьими лапами свастики на пятнистой броне.

Механически Лазарев делал все так, как его товарищи. Бежал, задыхаясь от пыли, и что-то кричал. Слышал ли он сам яростное «ура!», слышали ли другие солдаты, он не знал. Видел только впереди командира и старался не отставать от него. Потом случилось неожиданное.

Томилин будто ударился о невидимую преграду: стал валиться навзничь к ногам подоспевшего Лазарева. Смерть, неожиданная и страшная, своей нелепостью поразила. Он ошалело глядел на человека, который минуту назад двигался, жил. И вот его не стало. Холодная ярость наполняла сердце. Подняв над головой автомат, приготовив гранату, Лазарев обернулся к товарищам:

— За мной, вперед! Ура-а…

А дальше было как в страшном сне. Он плохо помнил, как мчался вдоль балки навстречу «фердинандам» и «тиграм», как захлебнулась контратака гвардейцев. Обескровленный полк медленно отходил, огрызаясь огнем, к своим основным позициям. Лазарев остался с горсткой бойцов прикрывать отход своей роты. Сколько времени лежал он за пулеметом? Может быть, час, а может, вечность. День померк еще с утра, солнце скрылось за огромной тучей огня и пыли, дыма и смрада.

…Михаил вместе с шестерыми солдатами — это все, кто остался от взвода, — сидел, скрючившись, на дне глубокой воронки и думал, сколько они продержатся, когда немцы пойдут снова в атаку.

Фашисты появились слишком неожиданно. Они окружили воронку, стали забрасывать гвардейцев гранатами. Мелкие жалящие осколки впивались в тело, рвали его, но люди из последних сил продолжали отбиваться. Близкий разрыв снаряда, грохот лязгающих гусениц — всего этого не слышал ни Лазарев, ни его бойцы.

Очнулся Лазарев после тяжелой контузии дней через десять в полевом лазарете. Долго не мог понять, где он и что с ним произошло. Постепенно возвращался слух, стал лучше видеть. Палатная сестричка терпеливо обучала его произносить, не заикаясь, слова.

— Ты не просто говори, а вроде бы пой. — И заставляла вслед за собой нараспев повторять:

— Ма-ня, А-ня, Са-ня…

— Будто заново народился, — смущенно улыбался Лазарев. — И ходить, наверное, разучился.

Молодость взяла свое: Михаил Лазарев с тощим солдатским «сидором» за плечами сел в эшелон и с маршевым батальоном направился на фронт. Опять нелегкие дороги, опять бои, опять ранение. Из госпиталя домой писал, что все хорошо, он направлен в командировку и, может быть, на обратном пути заедет навестить их, своих родных. Только после войны узнал, что его хитрость дома сразу же разгадали, но виду не показали: пусть думает, будто ему поверили.

Но случилось так, что Лазарев действительно поехал в тыл. Это было в сорок третьем, когда его, командира взвода, командование дивизии направило на курсы младших лейтенантов. Вскоре Лазарев командовал ротой на 2-м Прибалтийском. Война и свела его здесь с комбатом Иваном Моисеевичем Третьяком. Было им тогда по двадцать одному году. И фронтовые судьбы во многом схожи. Боевые ордена на груди, оба отчаянной храбрости, недюжинной военной сметки. В ту зиму 1943 года на литовской земле шли кровопролитные бои. Советские войска приближались к логову фашизма, границам Восточной Пруссии.

…Потрескивали в жестяной печурке дрова. То и дело зуммерил полевой телефон. Гвардии майор Иван Третьяк усталым голосом отвечал «Девятому»:

— Послать некого, люди измотаны, валятся от усталости…

Брови Третьяка тревожно взметнулись к переносице.

— Лазарева? Его рота еще не вышла из боя. Оттянуть и бросить на прорыв? Но это же лучший комроты на весь полк! Разрешите, я сам поведу солдат… Есть!

Третьяк с досадой бросает трубку.

— Ничего, брат, не попишешь, — мысленно обращается к Лазареву. — Приказы надо выполнять.

Машинально передвинул планшетку — ее оставил на сохранность Лазарев. В ней вырезки из фронтовых газет, несколько фотокарточек. На одной из них группа советских офицеров на фоне блиндажа. На первом плане — молодой, смешливый лейтенант. Грудь украшена боевыми наградами. Такой же молодой майор прикрепляет еще один орден к гимнастерке лейтенанта.

На оборотной стороне карточки — «2-й Прибалтийский фронт. Гвардии майор Третьяк вручает правительственную награду гвардии лейтенанту Лазареву».

Торопливые строчки фронтового корреспондента повествуют:

«Михаил Лазарев — лучший из всего полка командир роты. Его бойцы всегда впереди. На днях они захватили два вражеских орудия и много пленных солдат. Сам Лазарев, будучи ранен, не покинул поля боя».

Да разве все можно описать в газетах? Третьяк вздыхает.

— Связного от роты Лазарева ко мне!

И вручает пакет с приказом — роте Лазарева, усиленной восемью танками, идти на острие частей полка, идти на прорыв, к Балтийскому морю.


Еще от автора Валерий Сергеевич Меньшиков
Победа во имя мира

В основе сборника — воспоминания южноуральцев-ветеранов Великой Отечественной войны. Материал подготовлен при активном участии военно-научного общества при Челябинском гарнизонном офицерском клубе.


Цветы на асфальте

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


За борами за дремучими

В своей новой книге курганский литератор предстает как лирик и тонкий знаток природы. Юного читателя книга заставит пристальней вглядеться в окружающий мир, научит находить красоту в повседневности, а взрослому поможет заново пережить собственное детство.


Рекомендуем почитать
Последние дни Венедикта Ерофеева

Венедикт Ерофеев (1938–1990), автор всем известных произведений «Москва – Петушки», «Записки психопата», «Вальпургиева ночь, или Шаги Командора» и других, сам становится главным действующим лицом повествования. В последние годы жизни судьба подарила ему, тогда уже неизлечимо больному, встречу с филологом и художником Натальей Шмельковой. Находясь постоянно рядом, она записывала все, что видела и слышала. В итоге получилась уникальная хроника событий, разговоров и самой ауры, которая окружала писателя. Со страниц дневника постоянно слышится афористичная, приправленная добрым юмором речь Венички и звучат голоса его друзей и родных.


Меценат

Имя этого человека давно стало нарицательным. На протяжении вот уже двух тысячелетий меценатами называют тех людей, которые бескорыстно и щедро помогают талантливым поэтам, писателям, художникам, архитекторам, скульпторам, музыкантам. Благодаря их доброте и заботе создаются гениальные произведения литературы и искусства. Но, говоря о таких людях, мы чаще всего забываем о человеке, давшем им свое имя, — Гае Цильнии Меценате, жившем в Древнем Риме в I веке до н. э. и бывшем соратником императора Октавиана Августа и покровителем величайших римских поэтов Горация, Вергилия, Проперция.


Про маму

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Мы на своей земле

Воспоминания о партизанском отряде Героя Советского Союза В. А. Молодцова (Бадаева)


«Еврейское слово»: колонки

Скрижали Завета сообщают о многом. Не сообщают о том, что Исайя Берлин в Фонтанном дому имел беседу с Анной Андреевной. Также не сообщают: Сэлинджер был аутистом. Нам бы так – «прочь этот мир». И башмаком о трибуну Никита Сергеевич стукал не напрасно – ведь душа болит. Вот и дошли до главного – болит душа. Болеет, следовательно, вырастает душа. Не сказать метастазами, но через Еврейское слово, сказанное Найманом, питерским евреем, московским выкрестом, космополитом, чем не Скрижали этого времени. Иных не написано.


Фернандель. Мастера зарубежного киноискусства

Для фронтисписа использован дружеский шарж художника В. Корячкина. Автор выражает благодарность И. Н. Янушевской, без помощи которой не было бы этой книги.



Танкисты Великой Отечественной

ТРИ БЕСТСЕЛЛЕРА ОДНИМ ТОМОМ! Лучшие мемуары танкистов Великой Отечественной. Откровенные воспоминания советских танковых асов.Они воевали на самых разных машинах — Т-34 и КВ, СУ-122 и СУ-85, «Матильдах» и «Шерманах».Они уничтожили более полусотни единиц вражеской бронетехники и сами много раз горели в подбитых танках.Они с боями прошли от Москвы до Берлина, Праги и Порт-Артура.Они победили!


Войска СС без грифа секретности

Войска СС традиционно считаются элитой вооруженных сил Третьего рейха. Несмотря на это в их истории есть много темных пятен и неисследованных моментов. Настоящая книга -попытка приподнять завесу над таинственностью и более подробно рассказать читателю об этих моментах. В книге рассказывается о боевых операциях войск СС на Восточном и Западном фронтах, дается сравнительный анализ офицерского корпуса войск СС и приводится наиболее полные сведения о численности иностранных добровольцев в рядах войск СС.


Звезда

Сборник произведений о Великой Отечественной войне.