Рациональность, Наука, Культура - [17]
Нерациональные модели объясняют переход от Т1 к Т2 не на основе общепринятых методологических критериев сравнения этих теорий, а прибегая к социологическим, социально-психологическим или каким-либо еще "внешним" факторам. Различие между рациональной и нерациональной моделью объяснения подобных ситуаций может быть проиллюстрировано на примере того, как Э. Захар и Л. Фейер объясняли переход от теории Лоренца к теории Эйнштейна. Если первый показывает преимущество объяснительных возможностей теории Эйнштейна над своими предшественницами и конкурентками и тем самым обосновывает рациональность процесса, в котором эта теория завоевала первенство в научном сообществе своего времени, то второй делает упор на анализ социально-психологической атмосферы, в которой "революционные" взгляды Эйнштейна оказались несравненно привлекательнее осторожного "консерватизма" Лоренца, пытавшегося примирить классическую механику с фактом постоянства скорости света во всех системах отсчета38. Например, рациональные модели придают большое значение таким методологическим критериям как "решающие эксперименты"39, тогда как сторонники нерациональных моделей чаще всего утверждают, что эти эксперименты на самом деле ничего не решают, что истолкование их результатов практически детерминировано принятыми теоретическими предпочтениями и интеллектуальными пристрастиями, что само сравнение теорий в ходе "решающего эксперимента" невозможно из-за пресловутой их "несоизмеримости".
Между рациональными и нерациональными моделями нет непроходимой пропасти, замечает В. Ньютон-Смит. Разумеется, сторонники нерациональных моделей не исключают методологического анализа и сравнения сменяющих друг друга в ходе научных изменений теорий, а "рационалисты" не отрицают, что история науки дает немало примеров таких "замещений" ведущих теорий, которые не укладываются в матрицы методологии. Но первые не склонны видеть в этих матрицах единственный и универсальный способ "рациональной реконструкции" истории науки, а вторые чаще всего полагают, что социологические или социально-психологические объяснения этой истории уместны только тогда, когда имеются "отклонения от рациональной модели"40. Например, в рациональной модели, принятой логическим эмпиризмом, обращение И. Ньютона к понятию "абсолютного пространства" должно выглядеть как некоторое "отклонение" от рациональной науки. Поэтому, например, Г. Рейхенбах объяснял это обращение как следствие определенных ненаучных (метафизических, религиозных) влияний на мысль Ньютона, то есть признавал воздействие на "внутренние" процессы развития науки "внешних" по отношению к последней факторов. Но рациональная модель может быть расширена по сравнению с требованиями логического эмпиризма, например, в нее можно включить "совместимость с определенной метафизикой" или соответствие некоторым требованиям, формулируемым философско-методологической теорией. Тогда, факторы, выступавшие как "внешние" в первом случае, становятся "внутренними", релевантными рациональному объяснению.
Из этого следует, что определение рациональной модели объяснения изменений в науке не является некоторой априорной данностью. Такие модели могут расширяться или сужаться в зависимости от некоторых принципиальных соображений. Но ясно, что такое расширение или сужение не может быть произвольным, так сказать, безразмерным. На каком основании можно было бы назвать рациональной такую модель объяснения, которая позволяла бы, например, считать что идейные мотивы ньютоновской теории зависят от свойств психики ее автора, его психоневротических комплексов?41. Вообще говоря, существует ли предел расширения рациональной модели науки, за которым разговоры о рациональности уже теряют смысл?
По сути, Ньютон-Смит заново ставит проблему демаркации, но уже по отношению к методологическим моделям научного изменения. Это весьма примечательный и важный поворот мысли. Теперь речь идет не о том, рациональна или нерациональна сама наука в ее развитии, а о том, рациональна или нерациональна модель объяснения этого развития. Проблема научной рациональности перемещается в сферу внутренних проблем методологии науки. В частности, может быть поставлен вопрос, действительно ли рациональное объяснение научных изменений является регулятивной идеей методологии науки, идеалом, к которому методология направляется в своем развитии? Или же такой идеал является чем-то в корне противоречащим реальной исторической практике науки, "методологической фикцией", пустым понятием, реликтом метафизических концепций, некогда питавших методологическую мысль?
По мнению Ньютона-Смита, о рациональном объяснении научного развития можно было бы говорить как о нормативном идеале, если бы методологам удалось разрешить несколько принципиальных проблем. Во-первых, им следовало бы доказать, что сторонники концепции "несоизмеримости" сменяющих друг друга научных теорий ошибаются, и для сравнения концептуальных систем всегда существует вполне рациональная основа. Во-вторых, необходимо было бы указать общую цель, ради достижения которой, собственно, совершаются все перемены в науке. В-третьих, рациональная модель должна была бы предложить набор общепринятых и обоснованных критериев, по которым можно оценивать сравнительные достоинства и недостатки конкурирующих теорий. В-четвертых, необходимо как-то доказать, что реальные изменения в науке действительно - в своей исторической динамике - приближаются к рациональной модели.
Автор, кандидат исторических наук, на многочисленных примерах показывает, что империи в целом более устойчивые политические образования, нежели моноэтнические государства.
В книге публикуются результаты историко-философских исследований концепций Аристотеля и его последователей, а также комментированные переводы их сочинений. Показаны особенности усвоения, влияния и трансформации аристотелевских идей не только в ранний период развития европейской науки и культуры, но и в более поздние эпохи — Средние века и Новое время. Обсуждаются впервые переведенные на русский язык ранние биографии Аристотеля. Анализируются те теории аристотелевской натурфилософии, которые имеют отношение к человеку и его телу. Издание подготовлено при поддержке Российского научного фонда (РНФ), в рамках Проекта (№ 15-18-30005) «Наследие Аристотеля как конституирующий элемент европейской рациональности в исторической перспективе». Рецензенты: Член-корреспондент РАН, доктор исторических наук Репина Л.П. Доктор философских наук Мамчур Е.А. Под общей редакцией М.С.
Книга представляет собой интеллектуальную биографию великого философа XX века. Это первая биография Витгенштейна, изданная на русском языке. Особенностью книги является то, что увлекательное изложение жизни Витгенштейна переплетается с интеллектуальными импровизациями автора (он назвал их «рассуждениями о формах жизни») на темы биографии Витгенштейна и его творчества, а также теоретическими экскурсами, посвященными основным произведениям великого австрийского философа. Для философов, логиков, филологов, семиотиков, лингвистов, для всех, кому дорого культурное наследие уходящего XX столетия.
Вниманию читателя предлагается один из самых знаменитых и вместе с тем экзотических текстов европейского барокко – «Основания новой науки об общей природе наций» неаполитанского философа Джамбаттисты Вико (1668–1774). Создание «Новой науки» была поистине титанической попыткой Вико ответить на волновавший его современников вопрос о том, какие силы и законы – природные или сверхъестественные – приняли участие в возникновении на Земле человека и общества и продолжают определять судьбу человечества на протяжении разных исторических эпох.
В этом сочинении, предназначенном для широкого круга читателей, – просто и доступно, насколько только это возможно, – изложены основополагающие знания и представления, небесполезные тем, кто сохранил интерес к пониманию того, кто мы, откуда и куда идём; по сути, к пониманию того, что происходит вокруг нас. В своей книге автор рассуждает о зарождении и развитии жизни и общества; развитии от материи к духовности. При этом весь процесс изложен как следствие взаимодействий противоборствующих сторон, – начиная с атомов и заканчивая государствами.
Жанр избранных сочинений рискованный. Работы, написанные в разные годы, при разных конкретно-исторических ситуациях, в разных возрастах, как правило, трудно объединить в единую книгу как по многообразию тем, так и из-за эволюции взглядов самого автора. Но, как увидит читатель, эти работы объединены в одну книгу не просто именем автора, а общим тоном всех работ, как ранее опубликованных, так и публикуемых впервые. Искать скрытую логику в порядке изложения не следует. Статьи, независимо от того, философские ли, педагогические ли, литературные ли и т. д., об одном и том же: о бытии человека и о его душе — о тревогах и проблемах жизни и познания, а также о неумирающих надеждах на лучшее будущее.