Рабы немы - [10]

Привёл я его в свою тайную резиденцию. Выбрал момент и шарахнул по башке заранее припасённой дубиной. Он так и осел на пол. Я же, не долго думая, распахнул люк в мой гадюшник, подволок бесчувственное тело Зверя к самому краю и столкнул вниз. Захлопнул люк, крепко его запер и стал ждать, пока оклемается. Всё, дело сделано.

Примерно через час снизу донёсся шум. Сначала завопила бомжиха, потом я услышал рёв и трёхэтажный мат моего новоиспечённого раба. Что-то прошамкал старик, но тут же осёкся, получив, видимо, по зубам. Ага, думаю, очухался, Зверюга! Мечется, сволочь, в потёмках, ищет выхода. Не понимает, козёл, куда попал. Ну ничего, сейчас ему всё станет ясно.

Я открыл люк и включил в погребе свет.

Зверь стоял прямо подо мной и щурился от яркого света. Он был зол, как чёрт, дышал хрипло, с трудом, ему явно не хватало воздуха; попадись я ему сейчас под горячую руку, наверняка разорвал бы меня на части. Однако я был вне поля его досягаемости, и сознавать это было более чем приятно. Наконец он увидел меня. Рожа его сразу же налилась кровью.

— Что за дурацкие шутки, а? — взревел он. — Куда ты меня приволок?

Я ухмыльнулся.

— Туда, где отныне будет твоё место, Зверь.

Он уставился на меня, начиная что-то понимать.

— Зверь? Да кто ты такой, мать твою?..

Я выпрямился и гордо вскинул голову.

— Я — тот, об кого ты, падла, чесал на киче свои вонючие кулаки. Я нынешний твой хозяин. А ты — мой раб.

Но он, похоже, так и не смог меня припомнить. Последние же мои слова и подавно лишили его желания копаться в прошлом.

— Раб?! — дико заорал он. — Я — раб?! Да я тебе, сучий потрох, башку сверну за такие слова! А ну живо вытащи меня отсюда!

— Нет, Зверь, или как тебя там, отсюда для тебя выхода нет. Ты останешься здесь навсегда. Потому что ты — мой раб.

Он выкатил глаза, захрипел, до хруста сжал кулачищи.

— Убью, сука!!!

Я и глазом моргнуть не успел, как его рука взметнулась кверху, и пустая бутылка из-под водки, словно пушечный снаряд, вылетела из люка. Это было так неожиданно, что я ничего не успел сообразить. Однако что-то заставило меня шарахнуться в сторону — и вовремя: бутылка пролетела всего в трёх сантиметрах от моей головы.

Это было неприятно. Однако выходка Зверя меня только раззадорила. Я увидел в нём достойного противника, равного мне, и сломать его, растоптать, унизить, заставить принять мои правила игры означало бы для меня серьёзную победу. И я решил её добиться. Во что бы то ни стало.

Я не стал вступать со Зверем в перебранку и выяснять с ним отношения, считая это неподобающим для хозяина, каковым я себя по праву считал. Не о чем мне говорить с рабом. Денька два покантуется в этом дерьме, спеси-то, глядишь, у него и поубавится. Я захлопнул люк.

Сгонял в ближайший магазин, взял с десяток бутылок пива, кое-какой закуски, приволок всё в свою конуру и завалился на диван. Сегодня я намерен был оттянуться на все сто: поимка Зверя — событие слишком значительное, чтобы не отметить его. Потягивая пивко и наслаждаясь жизнью, краем уха я прислушивался к тому, что происходило внизу. А там тем временем происходило следующее.

Сначала я услышал голос старика. Слов я разобрать не мог, однако по интонации догадался: он пытается кого-то в чём-то убедить. Я усмехнулся: ясно кого и ясно в чём. Не ерепенься, мол, мужик, делай, как велят, не то посадят всех на голодный паёк, первый коньки отбросишь. Однако Зверь упорно молчал. По крайней мере, я не слышал, чтобы он как-то реагировал. А старик всё бубнил и бубнил, иногда повышая голос, иногда срываясь на едва слышный шёпот. Потом вдруг раздался глухой короткий удар, и всё разом смолкло. Сомнений не было: старику опять досталось. Зверь не желал ничего слушать.

Я решил проучить его в тот же вечер. Специально задержал выдачу ежедневной порции воды — пускай, думаю, подёргаются, козлы вонючие. К ведру тем временем привязал ещё одну верёвку, закрепив её особым способом, и только после семи открыл люк.

Зверь словно и не сходил со своего места. Сжав кулачищи, он молча стоял прямо под люком и буравил меня злым взглядом. Что ж, тем лучше. Я начал медленно спускать ведро с водой, гораздо медленнее, чем обычно. Зверь и ухом не повёл, хотя ведро висело прямо над его головой. Чуть поодаль маячили встревоженные лица остальных рабов, напряжённо наблюдавших за движением ведра. Я заметил, что у старика рассечена губа.

Всё, пора! Я наступил на верёвку ногой; ведро замерло. С силой дёрнул за ту, вторую верёвку. Ведро качнулось — и вдруг резко перевернулось. Вода с шумом полетела вниз, мгновенно окатив Зверя с головы до ног. Бомжиха взвизгнула и отскочила назад. Старик трёхэтажно выругался, безнадёжно махнул рукой и пополз в свой угол.

А этот урод даже не шелохнулся! Только глухо зарычал, как бы в оправдание своего прозвища. Вода ручьями лилась с его одежды, мокрый песок под ногами набух и превратился в полужидкое месиво. М-да, крепкий орешек… ну ничего, разгрызём и его. Времени у меня предостаточно.

Ночью я проснулся от шума драки. Внизу, в моём гадюшнике, вовсю шла месиловка. Вмешиваться я не стал: пускай порезвятся, уроды, коли приспичило. Кто там кого метелил и за что, сказать было трудно, но ясно было одно: появление Зверя в «дружной» компании моих рабов нарушило былое единодушие, привело к расколу. Впрочем, какая мне разница? Какое мне дело до их разборок? Я — хозяин, и в междуусобицы моих рабов вникать не намерен. Пускай разбираются сами.