Рабы ГБ. XX век. Религия предательства - [4]

Потом, помню, молодой товарищ седоволосого обогнал нас, побежал куда-то в сторону, и вдруг перед нами возник сержант в шубе и с кобурой.

— Эти, эти… — показывал молодой пальцем на нас.

— Документы, — сержант загородил нам дорогу.

И вдруг сзади — тихий и спокойный голос:

— Мне, пожалуйста, документы. Комитет государственной безопасности…

Человек в пыжиковой шапке, уже в возрасте, цепко ощупывал нас глазами…

— О… Здравствуйте… — обрадовано воскликнул мой новый знакомец, отвел в сторону своего коллегу и что-то зашептал ему в ухо…

Я стоял, слушая переругивание двух эмвэдешников, рядом как памятник невозмутимо возвышался сержант, и от обилия красных книжечек, увиденных мною на протяжении короткого вечера, кружилась голова. Да сколько же их на одной улице, на маленьком пятачке Москвы? Что же за махина такая в стране, что шаг ступишь — непременно наткнешься на чей-нибудь подозрительный взгляд? Они что, нас охраняют или от нас охраняют? Сколько же денег ухлопывается на эту ерунду?

Может быть, и об этом я думал в те минуты, впервые в своей жизни столкнувшись с представителями таинственной конторы? Может быть, юношеское воображение толкало меня тогда к другому — к образу государства, которое, как в клетку, заключено в громадины домов на площади Дзержинского? Не знаю, не помню…

Скорее всего, я начал задумываться об этом позднее и при других обстоятельствах. Тогда же, помню, я просто радовался такому замечательному приключению.

Мой новый знакомый отлетел от своего коллеги в пыжиковой шапке и несильно подтолкнул меня:

— Ноги!.. Быстро!..

И мы пошли… Какой-то подъезд… "Видишь, здесь черный ход…" Какая-то арка… "Проходной двор — запоминай…" Какой-то переулок… "Прямо — Солянка, но нам туда не надо…"

Быстро мелькали узкие переулки… Иногда мой знакомец останавливался, нагибался, будто завязывая шнурок: "Вот, запоминай… Делай так, чтобы убедиться, что нет слежки…" Иногда останавливался возле телефонной будки: "И телефон в таких случаях тоже помогает…" Иногда делал вид, что мы ловим такси: "Запомни, никогда не садись в первую машину…"

Меня же в тот момент охватило веселье. О, черт, как здорово! Какой парень!.. И я уже представлял себе, как познакомлю его со своими друзьями и как в каких-нибудь переделках он прибежит на помощь… А потом парень остановился:

— Ну, хватит, урок окончен…

И вдруг что-то новое появилось в его глазах. Я даже сначала не понял, что именно. А он деловито спросил:

— Как, ты говоришь, фамилия Олега, что с тобой сидел?.. А того, второго? А девушка, она что — работает или учится?.. Он вытащил из кармана маленький блокнотик и ручку.

— Да зачем это тебе? — удивленно спросил я.

— Ну, давай, давай… Как его фамилия? Он же Олег? Да, Олег?

— Ты что? Зачем?

— Да служба у меня такая, понимаешь, старик, служба…

Я уже не помню, как мы расстались. Наверное, как пишут в романах, холодно. Но хорошо помню отчаяние, охватившее меня тогда. Будто как в детстве: подарили паровоз, а потом отняли, сказав, что эта игрушка — совсем для другого мальчика… Ведь самое ценное в юности — это радость узнавания новых людей, счастье от того, что ты не одинок и что рядом, только оглянись, сотни людей, которые точно такие же, как и ты сам, и что самой судьбой вам предназначено совершить — да, всем вместе! — прекрасные и удивительные поступки!

И вдруг… Это не он, а его служба ласково улыбается тебе. Это не он, а звездочки на его невидимых погонах, внимательно всматриваются в твои глаза и вслушиваются в твои мысли.

Где сейчас тот парень? Кто он сегодня, если прошел сквозь всю череду переименований своей организации? Майор? Полковник? А может быть, уже и генерал? Вспоминает ли он встречу с наивным юношей-журналистом?

Я-то его хорошо помню и, в принципе, благодарен ему за урок, который он мне тогда преподал. Хотя в то мгновенье мне было, помню, горько и стыдно, и я с ужасом вспоминал, не сказал ли я ему что-нибудь такое, что могло навредить моим друзьям…

И вот спустя десять лет я тупо смотрел на телефон, размышляя, что же от меня понадобилось этому странному Алексею Ивановичу и его странной организации.

И тут телефон зазвонил вновь.

Казалось, что Алексей Иванович только-только взбежал вверх по лестнице, — таким прерывающимся, с одышкой был его голос:

— Нет, Юрий… Никак невозможно… Я только что от руководства… Нет… Только сегодня… Вопрос очень срочный… Чрезвычайно срочный… Никак нельзя у вас в редакции… Поймите же, к вам люди заходят… А вопрос не терпит отлагательства…

Да что за вопрос-то такой?! Касается меня лично, как Юрия, то есть как просто человека, или как журналиста, представляющего "Литературную газету"?

— И так и так, Юрий, и так и так… Очень, очень нужно увидеться… И руководство…

— Черт с вами! — решительно заявил я, сам порадовавшись тому, как это сказал. — Только моя страсть к приключениям заставляет меня идти на эту встречу!

— Вот и чудесненько, вот и чудесненько, — возликовал Алексей Иванович.

Где? Когда?

Любая гостиница на выбор: "Россия", "Берлин", "Будапешт"… Я прикинул, что ближе от редакции.

— Ладно, "Будапешт"…

— Через полчаса я вас жду.

— Да как я вас узнаю-то? — спросил я.