Рабы ГБ. XX век. Религия предательства - [3]

Идут вперед колонны наши быстрые,

И конница бежит издалека,

На площади железного Дзержинского

работает полночное Чека…

А припев в гимне был таким:

Мы чекисты, руки наши чисты…

Мы громко разговаривали, еще громче смеялись, и больше, чем вино, пьянило меня и присутствие рядом девушки (мне и вправду казалось, что я ее любил), и сидящие рядом два старших товарища по счастливой тогда газетной жизни. И я скорее почувствовал, чем заметил двоих, сидящих за соседним столиком. Слишком недобро и напряженно смотрели они на нас, и я, обернувшись на этот взгляд, увидел, как старший — седой, с бульдожьей челюстью — что-то сказал своему молодому спутнику и с пьяной ухмылкой уставился на Олега.

И что ответил дежурный по КГБ? Он ему ответил: "Товарищ поэт! ЧК работает не только ночью, но и днем. Советую вам для начала проспаться"… Олег заканчивал свой рассказ, когда над нашим столиком вырос седоволосый, с тяжелой челюстью.

Повторяю, Олег Калинцев был человеком кротким и нежным, ненавидящим всякие скандалы и потому, наверное, часто нарывающимся на них.

— Па-азвольте ваши документы, — хулигански растягивая слова, сказал седоволосый, наклонившись над Олегом.

— Сядьте на место, — помнится, грубо оборвал я его.

— А тебя, щенок, не спрашивают! — огрызнулся незваный гость и повторил: — Па-азвольте документы…

Тут поднялся Игорь, что-то еще сказал я, потом тот, второй, подскочил, стал оттягивать своего приятеля за руку, приговаривая: "Мы на улице с ними, на улице…".

В общем, вечер был безнадежно испорчен. Мы встали и пошли к выходу, и я, помню, думал только об одном: если сейчас начнется драка, то где? Прямо в шашлычной? Возле гардероба на глазах у швейцара? На улице? Если в кафе или в вестибюле, то тут же прискачет милиция и скорее всего возьмут нас, так как милиция — а это уже всем было известно — журналистов не любит. А если на улице, то можно будет быстро помахаться и тут же удрать, пока милиция еще не подоспела. Но если будет драка, то куда девать девушку? Еще я думал о том, почему они пристали именно к Олегу, и о том, что же это за люди, и еще о всякой всячине, которая приходит в голову в такие минуты.

Они нас ждали в вестибюле около гардероба. Тот, с бульдожьей физиономией, встал на пути у Олега и, помахивая красной книжечкой, властно сказал:

— Ну, ты… Давай-ка документы!

— Ладно-ладно… Дай пройти… — Я попытался оттеснить плечом седоволосого, и вдруг услышал за спиной тихий голос:

Лучше уж мне предъявите документы…

Я обернулся. Парень — почти мой ровесник — вытаскивал красную книжечку. Сколько же их за один вечер! И мне:

— Комитет государственной безопасности. Документы, пожалуйста!..

— Ага, вот, вот… — завопил спутник седоволосого. — Так их, так… Поговорите мне еще! Ух ты, гнида! — Он помахал кулаком перед лицом Олега…

— Тихо, товарищи, тихо… Разберемся, — негромко сказал парень. И опять обратился ко мне: — Документы есть при себе?

Я посмотрел на парня и неожиданно понял, что сейчас все будет нормально, что есть одно соединяющее нас с ним: возраст. Тот юношеский возраст, который делал нас сильнее и седовласого, с бульдожьей челюстью, и моих старших коллег журналистов.

— Парень, — заговорил я быстро, — что эти к нам прицепились?! Из газеты мы… Вот, смотри… — Я протянул ему свое редакционное удостоверение. — Ты посмотри, они же еле на ногах стоят…

Парень взглянул мне в лицо, потом — в удостоверение, потом снова на меня, профессионально сличая лицо с фотографией. Затем, повернувшись к старому бульдогу, спросил:

— А ваши документы?..

— Мы из МВД, парень, из МВД… Ты вовремя подошел… Они там такое болтали!..

Только тут я вспомнил, с чего же все началось… Да нет, не просто так они пристали к Олегу. Все было куда интереснее. Тот, седовласый, предложил своему приятелю выпить за Сталина. И когда они чокались, Калинцев прыснул. Тихо прыснул, я сказал бы, кротко… Но они это заметили. Да, вспомнил, началось все с этой усмешки Олега…

— Ладно-ладно… Давайте расходитесь, товарищи. — И, как мне показалось, парень из КГБ весело подмигнул мне.

Что было потом… Потом мы двинулись по улице… Шел снег… Улицы были в мерзком состоянии, хотя не в таком, как сейчас, конечно… Был снег, но тепло… Я не заметил, как исчез Игорь… Потом, помню, шепнул Олегу: "Давай в подворотню…" Потом на остановке толкнул девушку в дверь подошедшего троллейбуса, шепнув: "Быстро! Ночью позвоню…"

И мы шли уже вдвоем с тем парнем, который все больше и больше становился мне симпатичным, а сзади, не отставая от нас ни на шаг, бульдожелицый со своим спутником, ругаясь уже не только на меня, но и на моего спутника…

— Я узнаю, кто у тебя начальник… Я завтра позвоню!.. Работать не умеете!.. Мышей не ловите… — что-то вроде этого бормотал старший.

А парень, не оборачиваясь и, как казалось мне, не обращая на них внимания, тихо говорил мне:

Во менты! Ну, дают! Нажрались и дают, скажи, а?..

Я помню счастье от самого движения, которое охватило меня тогда… Мы шли по Богдана Хмельницкого, потом — по Чернышевке, не видя дороги, и я думал, как ловко все устроилось, как чертовски незаметно исчез в подворотне Олег, как вовремя подошел троллейбус, как весело я буду рассказывать об этом происшествии завтра своим друзьям, и какой замечательный парень этот чекист, что сразу все понял, оценил, сообразил, кто они, а кто мы…