Рабы ГБ. XX век. Религия предательства - [6]

И, когда мы уже поднимались по лестнице, вдруг добавил:

— Я этих швейцаров, если откровенно — то просто ненавижу, — чем тут же, естественно, вызвал во мне чуть ли не братскую симпатию.

Мы, помню, шли какими-то переходами, поднимались по лестнице, потом снова опускались.

— Я, Алексей Иванович, вот так вот еще ни разу ни с кем не встречался, — сказал я ему. — Чтобы так! Тайно. В гостинице.

— Неужели первый раз? Да не может быть! — как показалось мне, искренне удивился майор.

— И вообще, — добавил я, — с вашими никогда и не встречался. Я больше с милицией.

— Да не может быть! Неужели впервые?! — снова удивился он, видимо, не поверив.

Наконец, мы остановились у дверей какого-то номера, и майор без стука вошел. Навстречу поднялся полный пожилой человек, званием, судя по возрасту, уже давно не майор.

Вот и Юрий… а это… — И Алексей Иванович скороговоркой назвал мне какое-то имя-отчество, которое я так и не смог разобрать.

— У нас здесь товарищ живет… — кивнул старший на девственно чистую комнату. — Но сейчас он по Москве гуляет, осматривает достопримечательности, вот мы и воспользовались его номером.

Солгав, он не покраснел.

Ну, а дальше… Дальше — самое трудное для меня: пересказать разговор, состоящий из междометий и ничего не значащих вопросов.

Помню, с порога я сказал:

— Когда я шел к вам, то все время думал, какая из иностранных разведок меня завербовала?..

На что тут же последовал ответ: да что вы! да как вы могли подумать!

Дальше меня спросили:

— Ну, как ваша жизнь? — И когда я ответил, что жизнь как жизнь, то последовал следующий вопрос: — Ну а вообще?.. Я, естественно, ответил, что и "вообще" ничего. Потом: "Как дома? Как на работе? Трудно поднимать острые темы?" И прочая ерунда.

Примерно в эти годы замечательный детский писатель Эдуард Успенский написал в КГБ письмо, в котором обвинил генерала Абрамова, тогдашнего руководителя пятого, идеологического, управления в покрывательстве всяких темных делишек одного из писательских генералов. Когда Эдика вызвали в КГБ, то первым делом спросили, как у него со здоровьем. "А здесь у вас что, поликлиника?" — рассвирепел Успенский.

Так вот. Меня не спрашивали даже о здоровье. Меня вообще ни о чем не спрашивали. Не называли никаких фамилий и от меня никаких фамилий не требовали.

Мы сидели и лениво разговаривали, как случайно встретившиеся в вагоне поезда люди. И дело, как я чувствовал, уже шло к тому, чтобы обменяться мнением о погоде и о видах на урожай, я уже начал нетерпеливо посматривать на часы, когда старший сделал эффектную паузу, бросил на меня долгий взгляд и спросил:

— Скажите, Юрий, как вы оцениваете влияние буддизма на секции каратэ?

— Чего? — удивился я.

Вопрос был повторен. И пока я объяснял, что никакого отношения не имею ни к буддизму, ни к каратэ, что ни разу в жизни — разве что по телевизору не видел буддистского монаха и сам каратэ не занимаюсь, лица моих собеседников удивленно вытягивались.

— Как же так… — растерялся Алексей Иванович. — А нам сказали, что по этому вопросу вы большой специалист!

— Так из-за этой ерунды весь ваш маскарад? Эта спешка? Телефонные звонки? Гостиница? Конспиративная встреча? — точно так же, помню, растерялся и я сам…

В ответ раздалось что-то нечленораздельное о том, как тяжело сейчас с молодежью, что информация на нуле, а сотрудники — так мне откровенно и сказали — в силу возраста и специфических стрижек никак не могут проникнуть в различные молодежные тусовки.

— Ну, тогда я пошел… — решительно сказал я. И уже возле выхода меня догнал Алексей Иванович, буквально прижав к дверям ванной комнаты. Понизив голос, он выдохнул:

— Но, Юрий, просьба. О нашей встрече — никому ни слова!

— А уж это нет! — помню, с гордостью ответил я. — Это уж я никак не могу. Я не Вася с улицы, а спецкор "Литгазеты", и первым делом обязан, — я специально подчеркнул это слово, — обязан сообщить о нашем контакте руководителям редакции.

Слово "контакт" я тоже подчеркнул.

— Ну зачем же, Юрий…

С этим мы и расстались.

Я радостный возвратился в редакцию и, увидев в коридоре Аркадия Удальцова, тогдашнего нашего зама главного, сказал, что только-только из гостиницы "Будапешт", где состоялась такая вот идиотская беседа.

— Здесь что-то не то… — протянул Удальцов. — Может, они хотят из тебя сделать секретного агента?

Потом я рассказывал эту историю множество раз: в командировках, в застольях, на пляже, друзьям и даже малознакомым попутчикам в поездах.

И все долго смеялись.

Кстати, майор Алексей Иванович звонил мне еще дважды, в том самом, 1980-м. Один раз он мне почему-то радостно сообщил, что только что вернулся из отпуска, второй — признался, что очень ему нравится, как я пишу, и попросил назвать номера газет, в которых были мои статьи.

С тех пор он исчез…

До сих пор не могу понять, что же им было тогда от меня надо? Действительно ли их интересовала эта ерунда про буддизм и каратэ или просто нужен был повод для беседы?

Как-то я рассказал эту историю ленинградскому писателю Константину Азадовскому (о его судьбе еще пойдет речь в этой книге), который сам по милости КГБ отсидел два года на Колыме.

По мнению Кости, вот так же, как и меня, вызывали и вызывают многих, но большинство предпочитает о подобных встречах не рассказывать. Почему? Да потому, по его мнению, что их заставляют молчать под угрозой компрометации.