Работорговец - [15]

Ольга вскочила, прошлась к двери, вслушалась в ее холодное, стальное молчание, вернулась к Ирине, снова села рядом. Она и верила, и не верила. В колонии ходили байки и покруче, но мало кто отнекивался от своих преступлений. Наоборот, еще и приукрашивали, чтобы выглядеть в глазах других побывалистей и поблатнее.

-- Хочешь сказать, что тебя подставили? -- попыталась она поразмышлять за Ирину. -- А кто?.. У тебя враги были?

-- Нет, -- так твердо ответила Ирина, что Ольга ей все-таки не поверила.

-- Так не бывает.

-- Но я, правда, никогда никого не обижала...

-- Ладно, -- помолчав, решила примерять к Ирине что-то свое, из прошлого, Ольга: -- А лучшая подруга у тебя есть?

Ирина удивленно дернула головой. Слишком резким был переход от темы к теме.

-- Вообще-то, есть... С моей улицы, -- вспомнила она одноклассницу Валю-Валентину, с которой она в последние год-два проводила побольше времени, чем с мамой: то в школе за одной партой, то в клубе на секции бальных танцев, то в городе просто так. -- Ну и что?

-- А ей ты не могла на кого-нибудь... ну, обиду высказать? Поугрожать чем?

-- Поугрожать? -- врастяжку произнесла Ирина, и что-то вспышкой осветило камеру.

Нет, в сыром, бетонном склепе было все так же темно, но часть этой тьмы, маленькая часть в голове испуганной, отчаявшейся, обреченной девчонки на долю секунды осветило воспоминанием. Странно, но даже оно, вроде бы помогающее что-то понять, не принесло облегчения, а, наоборот, еще сильнее сдавило сердце.

-- Ну что: было? -- Ольга не могла видеть этой вспышки, но женским чутьем ощутила что-то. -- Догадываешься?

-- Я не знаю. Не знаю, -- она в волнении потерла повлажневшими ладонями друг о дружку. -- Может, что-то и было, но я не могу так сказать, что это именно оно. Понимаешь, меня мама приучила: пока точно не знаешь, не говори. Ведь так можно человека оболгать...

-- Ну ты точно ненормальная! -- вскочила Ольга. -- С тобой если долго сидеть, то у самой крыша поедет! -- И, шумно пристроившись на своем лежаке, подытожила: -- Давай спать. Завтра, как умоюсь, будешь еще раз меня красить... Я вертухая еще разок за червонец к Артюховой сгоняю... Э-эх, на свадьбу бы так намазюкаться!

Ирина ничего не ответила. Она была далеко-далеко от камеры. Она, кажется, что-то начинала понимать.

10

Если бы люди могли читать мысли друг друга, то они бы вообще не думали. Но люди на такое не способны, и потому следователь с удовольствием, скривившем его краснощекое холеное лицо, думал о будущем свидании с Артюховой, на которое та согласилась как-то сразу, то ли с испуга, то ли оттого, что не было в колонии охотников за такими аппетитными дамами. А стоящая напротив него худющая Спицына решила, что улыбка адресована ей и что за этой улыбкой скрывается осведомленность следователя о ее тайнах, и оттого с ужасом ждала вопросов. А следователь не знал, что она ждет вопроса, и брякнул первое, что взбрело в голову:

-- Не спится Спице.

В ответ она нервно моргнула и крепче сжала рот, возле углов которого еще четче проступили глубокие, совсем не девичьи морщины.

-- Спица боится, -- продолжал подбирать рифму к ее кличке следователь. -- Спице б в больницу, чтоб подлечиться и чтобы не злиться. А Спица... -- И вдруг вскочил со стула, обошел остолбеневшую девушку, подержался за ручку двери кабинета, рванул ее на себя, убедился, что в коридоре никого нет, и, затворив ее, спросил Спицыну в спину: -- Сама признаешься или предъявить улики?

Не оборачиваясь, девушка выдавила из горла хрип:

-- Ках-х-хкие улики?

Следователь вернулся на свое место, сел на жесткий стул, осмотрел пустые стены кабинета маленького подполковника, помнача колонии по режиму, и подумал, что кабинет очень похож на своего хозяина: такой же мрачный и холодный.

-- Ножницы, -- наклонившись вперед, оперся следователь о стол локтями. -- Портняжные ножницы, которые числились по матимуществу твоей бригады...

-- Я ничего не знаю, -- отерла она пот с виска, и рукав фуфайки, чуть съехав вниз, открыл татуировку на запястье -- оскал тигра.

"Крутая хулиганка", -- сам себе мысленно объяснил символ следователь и почему-то подумал, что они одного роста, но он все же помощнее. Встречались всякие подследственные. С одной как-то пришлось борцовскую схватку минут на пять выдержать, пока он скрутил ей руки.

-- Не об ножницы ли порезалась? -- упрямо смотрел он на перебинтованную кисть девушки, которую она, хоть и старалась, а скрыть за себя полностью не смогла.

-- Что вы, гражданин начальник?! -- неожиданно стала мягкой Спицына. -- Это я на работе об гвоздь ободрала. Есть свидетели.

-- У меня тоже есть, -- нараспев произнес следователь, нутром почувствовавший, что Спицына при всей своей крутости на драку здесь вряд ли решится. -- Ты грозилась убить воспитанницу Исакевич?

-- Я?.. Ну-у-у... Если вам стуканули... Так я ж не вправду, а как бы на словах...

-- Но грозилась?

Спицына мрачно прожевала ответ.

-- В ночь убийства тебя видели в спальном помещении второго отряда. Что ты там делала?

Это уже было серьезно. Спицына твердо считала, что в колонии ее все пацанки боятся, и то, что кто-то из них не испугался, заложив ее, расстроило донельзя. Она отвернулась к окну, за которым шел нудный, как жизнь в колонии, дождь, а следователь подумал, что Спицыну потрясла его осведомленность.