Р26/5/ПСИ и я - [14]

— Может, лучше устроить опорную базу на корабле? — шепотом спросил Скотт у Бэнкрофта. Они шагали позади Мора и его свиты — колонны прыгающих, сотрясающих землю монолитов.

— Нет, — тихо ответил Бэнкрофт через плечо. — Это невежливо. Деревня вполне сносное место. Специально для меня они там держат хижину. Нельзя пренебрегать их гостеприимством.

— Понятно. — Скотт с тоской оглянулся на чистый и сверкающий под полуденным солнцем корабль. Потом неприязненно посмотрел на деревню — кучку темных безликих куполов прямо по курсу. Сравнение порождало депрессию. Скотт с трудом допускал, что в деревне есть водопровод и горячая вода. И, самое главное, каковы здешние уборные?

— Вот мы и пришли. — Бэнкрофт откинул закрывающую вход завесу из сухого растительного материала. — Это наш дом.

Скотт коротко взглянул на Бэнкрофта, пытаясь уловить сарказм.

— Это?

Изнутри дом представлял собой одно круглое помещение, сходящееся куполом вверх. Полом служил неравномерно утоптанный слой вулканического пепла. Окон не было вообще. У стены напротив входа разрослась небольшая колония серых сферических грибов. На полу валялась куча невыделанных шкур. Бэнкрофт наклонился и разделил их на две части.

— Ты только посмотри, Скотт, какая роскошь! Может, ты не отдаешь себе отчет, но твоя постель стоит приблизительно два миллиона юникредиток.

— Невероятно! — Скотт поднял одну из шкур и подошел к входу. — Боже правый! — пробормотал он в изумлении. В его руках была идеальная невыделанная шуум.

Вечером они сидели на корточках в хижине Мора, а вокруг них возвышались вождь и четверо старейшин. Все пили курм, сильнодействующий дистиллят, который деревенские гнали из хлыст-дерева с помощью аппарата, завезенного Бэнкрофтом несколько лет назад. Познакомив простаков с алкоголем, Бэнкрофт не испытывал угрызений совести, и на то были свои причины.

— То есть вы снабдили их самогонным аппаратом? — раздраженно спросил Скотт, опуская кружку. — Но это же низко! Вы же знаете законы Союза. Нет ничего позорнее, чем спаивать невинных живо... э-э-э, невинные формы жизни. Ради всего святого, для чего вы это сделали?

— Мне нравится считать себя знатоком местных напитков. Особенно напитков собственной рецептуры, — беспечно ответил Бэнкрофт с обезоруживающей улыбкой, главным предназначением которой было вызвать раздражение, — и это удалось. — Мне надоел наш корабельный джин, а в этом напитке есть нечто такое, из-за я стремлюсь вернуться сюда.

— Просто свинство. Я вынужден доложить об этом.

— Полегче, Скотт. Я же пошутил. На самом деле карамбиане пьют, только когда я здесь, и к тому же малыми дозами. Им не нравится иметь дело с хлыст-деревом, у которого встречаются экземпляры с раздвоенным стеблем вместо привычного одного. Это кажется неестественным в мире, где вся жизнь основана на числе один. Они думают, что это проявление зла. Им понадобилась уйма времени, чтобы свыкнуться с моей двуногостью.

Греховный курм отлично согревал, и Скотт слегка оттаял.

— Надеюсь, вы правы, Бэнкрофт. Чертовски надеюсь. Ей-богу, если б я решил, что вы спаиваете этих уродцев... — Он с тревогой взглянул на огромные фигуры.

— Вообще-то карамбиане по своей природе склонны к воздержанию. Они предпочитают сохранять ясную голову.

— Это всего лишь слова. — Скотт сделал еще глоток. Определенно, в напитке что-то есть...

Он решил отложить вопрос до лучших времен и приберечь как козырной туз. Если у него возникнут разногласия с Бэнкрофтом, он всегда сможет использовать этот козырь. Скотт мысленно улыбнулся, подумав, что Бэнкрофт теперь у него на крючке.

— А все же неплохая штука этот курм, — заметил он после долгого молчания.

Но Бэнкрофт сосредоточенно слушал Мора, который рассказывал о бедах, постигших деревню и всю расу моноподов.

— Зимы становятся все холоднее, и лето уже не такое теплое, как раньше. Добыча шуум падает. С каждым годом на продажу выделяется все меньше и меньше... а в деревне все больше пустых хижин. У нас накопилось много денег, но что толку в богатстве, если твой собственный дом становится тебе враждебен?

— Это все, что вы заготовили со времени моего последнего приезда? — Бэнкрофт указал на ворох шкур в центре помещения.

— Все, и еще шесть шкур в твоей хижине. Итого пятнадцать. И к тому же не лучшего качества.

Бэнкрофт печально улыбнулся:

— Ты не должен так говорить, Мор. Так не говорят хорошие коммерсанты. Мне шуум кажется вполне нормальным. Скотт, взгляни-ка. Редкое зрелище — шуум в первозданном виде.

Скотт протянул руку и осторожно вытащил из кучи одну шкуру. Он положил ее к себе на колени и попытался сфокусировать непослушные глаза. Грязноватая шкура ничем не отличалась от тех, что лежали в их хижине: необработанная, она была не такой привлекательной, как красивые пушисто-кожаные пальто, столь ценимые женщинами Земли. Основа меха была в порядке: мягкая кожа с невероятно тонкой текстурой. Но сам короткий мех, состоящий из тонких шерстинок, был матовый и темный, и шкура в целом, казалось, требовала основательной чистки. Скотт отбросил шкуру обратно в кучу и вытер руки о штаны.

— Просто удивительно, какие чудеса творит выделка, — заметил он. Слова прозвучали не слишком вежливо.