Пышечка - [86]

Ранчо «Кадиллак» – это арт-инсталляция возле дороги в Амарилло: старые кадиллаки, стоящие в ряд и вкопанные носом в землю на обочине дороги. Краска на них давно выгорела под солнцем, и все кому не лень развлекаются, разрисовывая их граффити. Только я понятия не имею, что можно такое придумать, чтобы заявить со сцены: «Я – ранчо „Кадиллак“. Это же очевидно!»

У мамы кончился лед, и она заходит на кухню (да, она пьет шампанское со льдом).

– Это для школьного проекта? Тебе нужно сегодня как следует выспаться, чтобы завтра хорошо выглядеть, Пышечка. Сон для красоты.

Она убьет меня за то, что я не подготовилась заранее.

– Это… Э-э-э… Это мой реквизит к открывающему номеру.

Мама опускается рядом.

– Вот это новости!

Я киваю.

– Ладно, – говорит она. – Ладно. Мы справимся.

Потом смотрит на бумажку, выпавшую мне на жеребьевке.

– Ранчо «Кадиллак».

Я наблюдаю, как мама встает, достает из шкафа высокий пластиковый стакан, наливает немного шампанского и протягивает мне. Я беру стакан, но продолжаю молчать, чтобы она вдруг не передумала.

– Сможешь влезть в эту коробку? – спрашивает мама.

Я окидываю коробку взглядом и делаю глоток шампанского. Пузырьки шипят у меня в горле.

– Ага.

– Тогда сбегай-ка в гараж, принеси катушку с той широкой резинкой, клеевой пистолет и мою коробку баллончиков с краской.

Вернувшись с искомым, я застаю маму вовсю трудящейся над коробкой, которую она решительно кромсает канцелярским ножом.

– Пышечка, у тебя будет лучший костюм на открывающем номере!

Я делаю очередной глоток из стакана, и у меня все тело зудит от удовольствия.

Несколько часов и еще одну бутылку шампанского спустя я говорю:

– Мам?

– Да, Пышечка?

– Спасибо, что разрешила Милли участвовать, несмотря на то что она солгала.

Мама опустошает бокал.

– Она славная девочка. Очень милая. И улыбка у нее добрая.

Я жду какого-нибудь комментария по поводу Миллиных размеров и того, как они портят ей жизнь, но мама лишь открывает следующую бутылку.

Мы молча покрываем коробку белой краской, а когда она почти высыхает, мне в лицо брызгает что-то холодное. Я провожу пальцем по щеке. Краска.

– Ах, вот оно как?! – Я стряхиваю краску с пальцев маме на нос.

Мы хохочем. Хохочем до слез. Когда так смеешься, остановиться уже невозможно, и в конце концов начинает болеть живот. Кажется, я пьяна. А мама уж и подавно. Но мне хорошо – да и кому нужен сон для красоты, если есть шампанское?

Когда мы наконец заканчиваем, на часах уже час ночи. Стол мы так и оставляем – заваленным кусками картона и испачканными краской газетами. Буян запрыгивает на него и, принюхавшись, виляет хвостом, задевая маленький картонный «кадиллак», расписанный аэрозольными красками.

Я его примеряю. «Кадиллак» держится у меня на плечах за счет широких резинок и свисает чуть ниже пояса. Получился он до чертиков смешным, но чертовски безупречным.

Перед тем как лечь спать, я открываю парадную дверь. На улице темно и тихо. Стоя здесь, я ощущаю, как весь наш дом словно наполняется новыми возможностями. Мама выключает свет в коридоре у меня за спиной. Я прикрываю дверь и запираю ее на засов.

Вскоре я уже ложусь в постель и пишу Эллен полный список того, что мне понадобится завтра на шоу талантов.

«ВЕЛИКОЛЕПНО», – отвечает она.

Шампанское, по-прежнему искрящееся в крови, меня убаюкивает.

И впрямь великолепно.

Пятьдесят девять

ЭЛЛЕН: Эй, конкурс уже сегодня. СЕГОДНЯ!

Сообщение Эллен – первое, что этим утром вызывает у меня улыбку. Однако я вся в сомнениях: не приснился ли мне вчерашний вечер? А потом смотрю себе на руки и вижу пятнышки засохшей краски.

До выхода остается несколько часов, и я использую их, чтобы как следует оттереться губкой в душе и с помощью шпилек соорудить на голове некое подобие высокой прически с распущенной челкой.

Ногти я аккуратно крашу темно-фиолетовым лаком. Потом заглядываю в шкаф – просто убедиться, что больше мне ничего не нужно.

Впереди, ровно посередине, висит красное платье, которое купила мне мама. Я приподнимаю пластиковый чехол и вытягиваю краешек подола, разглядывая блестящую ткань.

Тут мама со стуком заходит в комнату, и я плотно захлопываю дверцу шкафа.

Она уже накрашена, одета и готова весь день играть гламурную хозяйку конкурса.

– Пора идти, – говорит она. – Я подожду тебя в машине. – Потом поворачивает голову набок. – Отлично смотрится. Твоя прическа. – И закрывает дверь, прежде чем я успеваю сказать спасибо.

Я на секунду присаживаюсь на край кровати, беру магический шар и сильно его встряхиваю.

Определенно да.

И тогда я открываю шкаф.

•

Вся гримерка в тумане из лака для волос. Я серьезно: и рта нельзя раскрыть, чтобы не наглотаться испарений. Все столики завалены декоративной косметикой, цветами, плюшевыми мишками, вазелином и энергетиками.

Участницы репетируют выступления к шоу талантов: напевают себе под нос, подкрашивая губы; повторяют танцевальные связки, поливая волосы лаком; декламируют монологи, покрывая ресницы тушью.

Я даже не успеваю нормально оглядеться, как вдруг в глубине гримерки замечаю Милли. На голове у нее огромная копна волос… Настолько огромная, что у нее наверняка есть своя Солнечная система. Серьезно, Милли стала выше сантиметров на десять, не считая каблуков. Она улыбается и машет.