Пылающий мир - [105]

— Мы по-прежнему летим с Исландию? — спрашиваю я.

Мы сидим на полу в хвосте самолёта и наблюдаем за её матерью, грызущей мясо на своих пальцах. Джули сдалась и больше её не останавливает.

— Р, — говорит она, бросая на меня страдальческий взгляд. — Ты понимаешь, что я должна была это сделать?

— Ты понимаешь, что мы не можем её спасти?

Не похоже, что это мои слова. Кажется, это его. Ожесточенного юноши, который дуется в своей камере, шепчет проклятия через решётку. Он зовёт своего двойника, девушку в подвале Джули? Сиротку, покрытую шрамами, которая плачет во сне и убивает, не моргая, которая убеждена, что недостойна любви?

Мы строили дом. Он должен был стать прекрасным. Как мы могли позволить им запереть нас?

— Да, — отвечает Джули на мой холодный вопрос, и меня задевает отсутствие гнева. Вместо того, чтобы взорваться, она сжимается вовнутрь, стискивает колени и смотрит в пол. — Я понимаю.

Я хочу притянуть её к себе, растопить стену простым тёплым жестом, но мерзавец тянет меня назад. «Ты ранишь её. А она ранит тебя, — шепчет он. — Опасно».

Нора выходит из-за занавески и садится рядом со мной. Мы втроём смотрим на Одри, которая исподлобья оглядывает салон мутными встревоженными глазами.

— Прости, Р, — говорит Нора. Я киваю.

— Они были слишком далеко. Я киваю.

— Когда работаешь медсестрой, то узнаёшь одну важную вещь: нужно отпускать тех, кто ушёл, ради спасения тех, кто ещё здесь.

Джули зарывается подбородком в колени. У неё мокрые глаза. М прислоняется к дверному проёму, не желая навязываться.

— Мы не всех убили, — выдаёт он, пожимая плечами.

— Ага, — весело подхватывает Нора. — Может, несколько десятков, но их были сотни, — она пихает меня локтем. — Ты спас сотни людей, Р.

Я могу ответить только ещё одним кивком. Друзья понятия не имеют, какие сражения идут внутри нас. Они не слышат нашего молчаливого крика.

М вздыхает и входит внутрь. Садится рядом с Норой, оставляя между ними несколько вежливых сантиметров. Эйбрам появляется в дверях следом за ним, и останавливается, наблюдая сцену: в середине комнаты сидит мёртвая женщина, а наша четвёрка сидит напротив неё в ряд. Но у него нет едких комментариев по этому поводу. У него равнодушное выражение лица.

— Мы направляемся на юг, — говорит он. — Просто хотел, чтобы ты знала, и не стала стрелять в меня, когда увидишь океан.

Мы смотрим за реакцией Джули, но, кажется, она не слушает.

— Исландия не на юге, — говорит Нора.

— Мы не можем лететь через Нью-Йорк. У Аксиомы охрана по всему штату. Нужно облететь вокруг.

— Это большой круг. У нас хватит топлива?

— Я пролечу так близко к Лонг-Айленду, как смогу, потом поверну на юг к Бостону и…

— Валяй, — бубнит Джули себе в колени. — Делай, что нужно, только увези нас с этого ненормального континента.

Эйбрам кивает. Джули замечает, что мы все смотрим на неё, и выпрямляется, упираясь затылком в окно.

— Может, когда-нибудь мы сможем вернуться вместе с исландской армией и спасти всех. Эллу. Дэвида и Мари… Даже Эвана, если хочешь, Нора. Но сейчас… как ты говорила, да? — её голос — это вымученных вздох, пронзённый горечью. — Отпустим тех, кто уходит.

Я чувствую, что все вокруг в смятении, но сейчас трудно спорить. Мы путешествовали по стране и в каждом углу находили смерть. Мы искали отряд сопротивления, а нашли рабов. У нас были грандиозные планы, но их было не с кем разделить, потому что мир заткнул уши, завернулся в одеяло радиомолчания и приказал всем спрятаться в бомбоубежищах и ждать в темноте прихода смерти.

Итак, кажется, мы скажем «прощай» нашей стране. Нашему континенту. Всему и всем, кого мы знали. Мы позволим своим городам сгореть в фанатизме и утонуть под гнётом. Оставим наши недостроенные дома крысам и дождю. Скинем свои воспоминания в кучу, сложим на обширную баржу земли, и будем наблюдать, как она тонет.

Пока я сижу и размышляю, мои мысли прерывает незнакомый голос.

— Нью, — говорит Одри.

Джули вскакивает на ноги. Она прислоняется к стене, и её глаза становятся такими большими, как только возможно. Мать смотрит на неё. Не просто позволяя своему стеклянному взгляду скользить сквозь Джули, а по-настоящему на неё глядя.

— Что? — дрожащим шёпотом спрашивает Джули.

— Н-нью… И-йорк. Джули смаргивает слезу.

— Мама?

Одри осматривает салон. Она ненадолго встречается взглядом с каждым из нас.

Затем опадает и смотрит в пол, тихо хрипя.

— Одри? — Джули падает на колени перед матерью, сопротивляясь желанию коснуться её и сжав вместо этого воздух в кулаке. — Одри Арнольдсдоттир? — она рискует быстро погладить холодную материнскую щеку и улыбается сквозь слёзы. — Ты… ты вспомнила меня, мама? Свою дочку? Джули?

Одри издаёт низкий стон и продолжает разглядывать ковёр.

— Это не случается так быстро, — ворчит М.

Джули смотрит на него, инстинктивно вспыхивая гневом, но он продолжает.

— Сначала вспоминается всякая мелочь. Места. Предметы. Проходит много времени, пока мы не вспоминаем…людей.

— Но… это она, правда? — спрашивает Джули. — Она вспомнила, где она жила? М пожимает плечами.

— Первое, что я вспомнил… манная каша. Потом… квартиру в Сиэттле, — Джули улыбается М впервые после пропитанного кровью дня, когда они встретились.