Пылающая Эмбер - [186]

несмотря ни на что. Я буду смотреть на тебя, как на человека, которого люблю, потому

что это правда. Боже, Эмбер. Я безумно тебя люблю, до боли.

Взгляд её сине-зеленых глаз, наконец, обращается к моему лицу. Будто океанский

бриз заполняет мои лёгкие. Восторг, который я ощущаю не передать словами.

— Ты любишь меня?

Улыбаясь и игнорируя слезу, скользящую теперь уже по моему лицу, я оставляю на

её губах лёгкий поцелуй и говорю:

— Да, люблю.

Её ресницы трепещут, и она зажмуривается.

— Я беспрестанно думаю о том, что если бы я просто сняла твою цепочку, тогда,

быть может, он бы не... не исполосовал мою спину и не сделал то, что сделал.

Внутри меня образуется какая-то тяжесть, какое-то нехорошее предчувствие и

жуткое подозрение. В памяти всплывает разговор с доктором Алистером.

— От чего? Ремня?

— Не уверен. Но я насчитал тринадцать отметин на её спине и верхней части её

бедер, и если ты приглядишься к её коже, то убедишься, что с ней это произошло не

впервые. У неё также два поврежденных ребра и кровоподтек на щеке, но он должен

пройти через несколько дней. Главное, что она жива. Ей чертовски повезло, что пуля

лишь зацепила печень и прошла навылет.

— А признаки...

Между нами повисает мертвая тишина.

— Изнасилования? — спрашивает он.

Скрестив руки, я киваю.

337

— Есть признаки, указывающие на то, что недавно она занималась грубым сексом,

но никаких следов спермы. Изнасилование сложнее определить, если пациент ведёт

активную половую жизнь. У вас двоих был...

Вспомнив о прошлом вечере и о том, насколько я был груб, когда трахал её в своём

кабинете, я снова киваю.

— Тогда будем надеяться, что худшего не произошло, — говорит Алистер с

абсолютной уверенностью в голосе.

Я с облегчением выдыхаю, когда он выходит из комнаты и поворачивается, чтобы

в последний раз взглянуть на спящую в кровати Эмбер.

— Ты хочешь сказать, что он тебя изнасиловал?

— Я думала, ты знаешь! — паника в её глазах подтверждает то, о чем я даже не смел

предположить, чему не хотел верить, хотя не исключал такой возможности. — Я думала...

— Я не знал, — от резкого подъема с кровати мою спину пронзает нестерпимый жар.

Я завожу руки за голову, а затем сдвигаю их на затылок. — Господи Боже!

Я поступил с этим сукиным сыном слишком мягко. Он умер легко и без боли. Тогда

как я должен был содрать кожу с его костей.

Я хватаюсь за прикроватный столик и швыряю его в другой конец комнаты, посылая

точно в стену.

Я поворачиваюсь и практически реву во всю глотку:

— Почему, чёрт возьми, ты не сказала мне, прежде чем я его убил?

Но по её лицу бежит ещё больше слез.

— Чёрт!

Это я во всем виноват. Я вижу, как она сломлена, и понимаю, что не Уорнер её

сломал. Это сделал я. Она убежала, потому что я ей не доверял. Её подстрелили,

изнасиловали и чуть не убили. Никто не виноват, ни одна гребаная душа, кроме меня

самого. Я был обязан её защищать, а в результате подвел во всех смыслах этого слова.

Часть меня хочет подойти к ней. Сказать, что я не виню её, что она ни в чем не

виновата, что это ничего не меняет. Я по-прежнему её люблю. Другая половина хочет

разнести эту комнату и всю эту гребаную больницу в щепки.

Когда она закрывает лицо руками, я устремляюсь к ней. Притягиваю её к своей

груди и позволяю выплакаться на моей футболке. Я целую её в макушку и шепчу:

— Это не твоя вина, детка, а моя. Ты не сделала ничего такого, чтобы заслужить это.

Для меня ничего не изменилось. Я по-прежнему люблю тебя. Ты меня слышишь,

Куколка? Я люблю тебя. Мы справимся с этим.

Я забираюсь к ней в постель и держу её в своих объятиях, пока она не засыпает. Но

минута за минутой угрызения совести гложат меня изнутри, разрастаясь и множась.

Прежде чем уйти, я убираю волосы с её лица и целую напоследок в висок.

ЭМБЕР

Я резко просыпаюсь от испуга, когда под моей рукой что-то шевелится, а ещё что-то

опускается поверх неё. Затаив дыхание, я открываю глаза и вижу возле своей кровати

Мава. От него пахнет спиртным.

338

Я понимаю, что его рука лежит под моей, а его лоб прижал к тыльной стороне руки,

и он стоит на коленях рядом с кроватью.

— Мав?

— Куколка. Что мне сделать?

— Что ты имеешь в виду?

Воспользовавшись кнопкой, я настраиваю кровать, чтобы сесть, поскольку пока ещё

не могу сидеть самостоятельно.

— Как мне это исправить? Что сделать, чёрт возьми, чтобы это исправить? —

нечленораздельно спрашивает он с едва заметным акцентом.

Я долго обдумываю его вопрос. Есть ли какой-то способ всё исправить? Мы не

можем стереть то, что произошло. Не можем повернуть время вспять. Уорнер мёртв. Но

воспоминания, наверно, никуда не денутся. Хотя со временем, надеюсь, кошмары

пройдут.

— Я не думаю, что ты сможешь это исправить. Никто не сможет. Но, возможно, в

один прекрасный день это не будет причинять такую боль, как сейчас.

Мав сжимает одеяло в кулаке.

— Ты говоришь, что не винишь меня, но как такое возможно? Я виноват. Я знал тебя

как никто другой и не должен был в тебе сомневаться.

Я опускаю свободную руку ему на затылок, хотя этим движением сдвигаю повязку